— А мои близкие? Они будут меня терять, пока я «летаю»?
— Нет. Ты попадаешь в петлю времени, другим она незаметна.
— А вернуться, например, лет на десять-двенадцать назад и кое-что поменять я смогу? — у меня уже стал вырисовываться план.
— Перехитрить Вселенную задумала? — Андерсен улыбнулся. — Нет, прошлое изменить нельзя. И в будущее попасть нельзя. Тебе можно только вернуться, чтобы пережить что-то заново. Куда тебя забросит в следующий раз, я не знаю. И ты не сможешь этим управлять. Просто знай, что где бы ты ни оказалась, я всегда рядом. Кстати, если надумаешь кататься, велик я поставил на балкон.
— Спасибо, — кивнула я Андерсену.
— Ну, мне пора, — сказал Андерсен, встал с кровати и вышел на балкон.
Я озадаченно рассматривала горошины на своей пижаме, будто они чем-то отличались друг от друга. Когда до меня дошёл смысл услышанного, я было хотела догнать Андерсена, расспросить подробнее, выскочила на балкон и растерялась: он исчез. В какую сторону он направился, куда мне смотреть: на небо или вниз на асфальтированную дорожку, которой мы ходим на остановку? Я посмотрела во все стороны — Андерсена нигде не было. Мой Чижик стоял, опираясь на подножку, и сверкал на солнце блестящим зелёным звоночком, казалось, даже он понимал сейчас больше, чем я.
Глава 2. Родительский дом
Вы простите мне разлуки грешность,
Время закрутило, занесло…
Пусть хранят ваш дом любовь и нежность,
Они из детства моего.
К. Губин, С. Павлиашвили, песня «Помолимся за родителей»
Лето ворвалось в город, не дожидаясь стартового свистка. На календаре ещё май, а оно уже нахально срывает с прохожих плащи и джемпера, овладевает планами, пожалуй, каждого: дождаться, наконец, плодов сливы, когда-то посаженной в огороде с надеждой вырастить южное дерево на сибирской земле, отправиться на рыбалку, построить баню, купить путёвки на море, сбросить лишние килограммы и нарядиться в новый сарафан, который так приглянулся ещё зимой, надетый на манекен в магазине, и даже не верилось, что придёт его время…
Наша семья собралась во дворе родительского дома: в тенистой беседке, увитой виноградником, который едва начал отпускать новые зелёные листочки. На столе дымил самовар, рядом на мангале подрумянивался шашлык. Аромат его, казалось, расплывался по всей округе и тянулся прямо вниз по улочке к Иртышу, где коротали вечер местные рыбаки и, наверное, завидовали нам. Женька резво стучала ножом по разделочной доске, укладывая крупные колечки лука одно к другому. Рэм — добродушный годовалый щенок-переросток, устроился поближе к мужской компании напротив мангала, то и дело пуская тягучую слюну. Его мать — немецкая овчарка
благородных кровей согрешила с беспородным нахалом: так началась история нашего Рэма, чёрного пса с рыжими подпалинами, мягкими, почти игрушечными ушами, которые свисают, предательски выдавая брак породы, словно он одолжил их у охотничьего курцхаара. Но вот умом Рэм точно в мать: сообразительный и шустрый, сразу понял, что это его дом: не давал спуску ни охотникам до сирени в палисаднике, ни местным сорванцам, частенько дразнившим его под забором. Он быстро усваивал правила новых игр, которые придумывала Женька: приносил палочки, находил спрятанный мяч или галошу, любопытство снова и снова толкало его на разные шалости, и в глазах загорался наивный восторг, когда мир в очередной раз удивлял его: то вспорхнувшей с веток яблони сорокой, то ускользнувшей из неуклюжих лап мышью, то шумным напором воды, рвущимся из водопроводного шланга. И вот теперь Рэм томится в сладком ожидании лакомого кусочка мяса, то и дело переминаясь с лапы на лапу и поскуливая от нетерпения.
Родители давно хотели переехать из благоустроенной квартиры в свой дом, долго искали подходящий вариант. Наше с Женькой детство прошло в пятиэтажном «скворечнике», во дворе которого расположился целый автопарк, а на детской площадке сиротливо устроились песочница без песка, качели с разбитым сиденьем да облезшая лазалка. Мы жили в хрущёвке, и, хотя по техпаспорту она считалась четырёхкомнатной, всё же была маленькой и тесной. Потолок казался низким даже мне, девчонке среднего роста. Только захочешь встать на цыпочки, чтобы сладко потянуться или прыгнуть высоко-высоко от радости, как этот потолок так аккуратненько «Бам!» тебя люстрой по голове, мол, не высовывайтесь, граждане, живите, как все нормальные люди, здесь выскочек не любят. И соседи со второго этажа по батарее «Стук-стук!»: не топайте там, наверху, не одни вы тут. Вот и стоят эти дома все одинаковые: серенькие в коричневую крапинку или коричневые в серую плиточку, с тонкими стенами, за которыми слышно, к кому пришли гости, кто напился, и чей ребёнок принёс двойку из школы; с маленькими балкончиками и крохотными кухоньками, где больше двух за столом не уместится; а коридорчики узкие, что невольно хочется свернуть плечи, втянуть голову и говорить шёпотом, а то и вовсе замолчать, уткнувшись в газету…