— Ты же не собираешься идти по разваленному мосту? — я растерянно посмотрела на Жеку, отлично понимая, что она намерена делать.
— Можешь переплыть речку в Надеждином корыте, — улыбнулась Жека и направилась к развалинам.
— Я боюсь там идти, я упаду! — паниковала я.
— Падать нельзя. Там видишь вон какие из воды торчат? — Жека показала на деревянные «пальцы», и я представила, как лечу вниз прямо в руки этого чудовища.
— Женя, я знаю, что надо сделать! — вдруг осенило меня. — Надо привязаться верёвками. Ну, как альпинисты, понимаешь?
— А верёвку-то альпинистскую где возьмём? — Жека с недоверием глянула на меня.
— Так в магазине же! Не обязательно альпинистскую, обычную можно. Пойдём у тёти Кати спросим! — мне думалось, что верёвка и впрямь способна защитить нас от падения.
Мы явились в магазин. Как и положено сельскому магазину, здесь было всё: и печенье, и молоко, и гвозди, и тазы с кастрюлями. Три мотка хозяйственной верёвки для нас тоже нашлось.
— Никак стираться собрались, девчонки? — тётя Катя с любопытством посмотрела на нашу покупку.
— Ну, — кивнула я.
— Каждая по тридцать метров будет. Однако много белья-то у вас!
— Ага, — я опять кивнула, мы поспешили выйти из магазина, и скоро оказались у старого моста, который из последних сил, скрипя и охая, всё ещё старался соединить два берега Тунгуски, не сдаваясь упрямому времени.
— Так. Закрепимся вот здесь, — я деловито показала на ствол ивы, растущей на берегу, войдя в роль бывалого альпиниста…
Я помнила пару видов узлов, вязать которые меня однажды учил папа в походе. Руки словно сами повторили одну из комбинаций, и вот один край верёвки привязан к дереву, другой — ко мне.
— Фантастически ты, Юлька, смотришься в обвязке из бельевой верёвки! Тебе бы ещё бусы из прищепок на шею! Городские сумасшедшие выходят на свободу! Аха-ха! — расхохоталась Женька. — Только бы не встретить тут никого, нас, правда, за идиоток примут!
— Ну чего ты смеёшься!
— Интересно, верёвка-то выдержит? — Жека рванула верёвку что было сил.
— Должна, — я всё равно была довольна своей идеей, а ещё тем, что пришла эта прогрессивная мысль именно в мою светлую голову.
Я было собралась идти, как за моей спиной со стороны деревни послышался мужской голос:
— Девчонки-и-и! — к мосту приближался Захарыч, одна рука у него была занята тряпичной авоськой, свободной он махал нам.
Николай Степанович Захаров жил на берегу озера уже лет пять, а может, и больше. И деревенские жители, и обитатели берега Данилова звали его Захарычем, вероятно думая, что это его отчество. Мы встречали его каждое лето, стали здороваться, как со всеми местными, а в прошлом году разговорились и узнали, как его звать на самом деле. Был он истопником бань на берегу, чистил лес от сухостоя, работал на строительстве деревянных домиков — небольшой базы отдыха для путешественников вроде нас.
— Здравствуйте, — ответили мы с Жекой в один голос.
— Когда приехали? Надолго к нам?
— Да сегодня только. Дня на четыре, — улыбалась Жека, поглядывая то на меня в «обвязке», то на Николая Степановича.
— А вы чего тут делать собрались? — наш собеседник тоже обратил внимание на мою оранжевую бельевую верёвку. — Верёвок навязали каких-то…
— Да мы это… — я засмущалась, моя блестящая идея вдруг начала меркнуть, как обгоревший бенгальский огонь. — А вы как на озеро добираетесь?
— В смысле? Трамваев тут ещё не пустили. Но к лету председатель обещал! Зуб давал — прям до пляжа! — рассмеялся Николай Степанович.
— Через речку как переправляетесь? Мост ведь затоплен, — уточнила Жека.
— А этот вам чем не мост? — мужчина показал на деревянные развалины.
— Да боязно по нему. Вот и решили привязаться, — я теребила свою верёвку, в несколько раз намотанную на поясе и, наверное, покраснела от смущения.
— А! Вот оно что! Ну вы туристки тоже мне! — рассмеялся Николай Степанович. — Главное переходить по одному, не смотреть вниз и думать о хорошем. А верёвку сними лучше, запутаешься в ней или зацепится она за что-нибудь, мост-то вон какой, в гвоздях весь да в сучьях! — Николай Степанович покашлял и достал из кармана куртки пачку сигарет, с удовольствием затянулся и пошёл по мосту, точнее, по брёвнам, которые от него остались. Брёвна предательски качались, но Николай Степанович прошёл ловко и уверенно, и сумка с продуктами ему была не помехой. Казалось, он всю жизнь работал в цирке канатоходцем.