Раскрасневшаяся Жека щедро охаживала меня веником, потом укладывалась на полок повыше, и тогда брала веник я. Распаренные, довольные, мы бежали по мосткам и с криками спускались по лестнице в воду. Леденящим холодом охватывало тело, а внутри всё равно было горячо. От воды пахло грозой — вот оно, Данилово, наше, родное…
— Девчонки! — к мосткам подошла женщина, что хлопотала у костра. — Накупаетесь — приходите обедать.
— Спасибо, да не голодные мы, неудобно… — смутилась Жека.
— Давайте, давайте. Тем более с дороги только. Когда ещё супа из чугунка попробуете, — женщина добродушно улыбнулась и зачерпнула ведром воду. — Сейчас нашего Иван-чая со смородиной заварю. Меня Александрой звать.
— Вот от горячего чая точно не откажемся, спасибо Вам! — я вышла из ледяной воды, вся покрытая мурашками, и поспешила закутаться в большое махровое полотенце. — Я Юля.
— А я Женя, — сестра всунула мокрые ноги в резиновые шлёпанцы, те недовольно скрипнули, и мы побежали в баню греться, — сейчас придём!
В большой деревянной беседке за длинным столом собрались на обед Алексей, Захарыч и двое строителей, те, что крыли крышу домика. Захарыч с Алексеем о чём-то оживлённо беседовали, строители были слишком голодны, чтобы отвлекаться на болтовню. Они лишь позвякивали ложками, и с хрустом откусывали сочные белые луковицы. Александра щедро налила нам с Жекой горячего супа.
— Ну, приятного всем аппетита, — улыбнулась хозяйка, пододвинув тарелку с чёрным хлебом и банку сметаны поближе к нам.
Мы с Жекой уплетали ароматный суп со щавелем и укропом, тяжёлая, густая деревенская сметана так отличалась от привычной нам из магазина, и никак не хотела таять в супе, оставаясь плавать белым пятнышком.
— Не купишь такой сметаны в супермаркетах ваших, — глянул в мою тарелку Алексей.
— Ох, и знатный супец сварила, Шуренька! — причмокнул Захарыч, вымакивая тарелку хлебным мякишем. — Что бы мы без тебя делали!
— Да ладно тебе, Захарыч, — отмахнулась Александра, — если добавки налить, так давай налью. Не жалко.
— Сиди уж, хозяйка. Сам налью, — Захарыч потянулся к чугунку и зачерпнул полный половник супа.
— Да, очень вкусно! — согласилась я с Захарычем. — Спасибо, Александра!
На самом деле я благодарила хозяйку не только за сытный обед и радушие, но и за те воспоминания, что проснулись в моём сердце, наполняя согревающим светом. Щавелевый суп в тесной кухоньке с задёрнутыми от жары ситцевыми занавесками на окнах, часто варила наша бабушка. То был необыкновенный вкус лета, детства, которое, как мне тогда казалось, никогда не закончится… И сегодня этот суп из чугунка был очень похож на бабушкин. Здесь, в лесу, у костра, он казался каким-то особенным, даже волшебным… Мы забрели в чей-то мирок, в чью-то тихую гавань, и эти незнакомые люди встретили нас так душевно, будто давно ждали нашего приезда, они прибились к берегу озера, как опавшие листья на воде, принесённые из сибирского леса холодным сентябрьским ветром. И у каждого своя судьба, своя причина, почему он здесь. Мне было любопытно узнать, что привело их сюда.
— Вы и зимой здесь живёте? — я не удержалась и всё же спросила.
— Зимуем потихоньку, — вздохнула Александра. — Я одну зиму, а Захарыч — уж все пять, наверное. А, Захарыч?
— Да уж седьмая будет, я тут старожил, можно сказать, — Захарыч чиркнул спичку, которая в его огромных руках казалась и вовсе ничтожно маленькой, — и затянулся. — Тихо здесь зимой, красота… Вот только темно вечерами, скучно… Морозы трещат. Но мы привыкли.
Казалось, здесь не действуют принятые законы времени, по всем этим людям было не понять, сколько им лет. У мужчин прибавляли возраст отпущенные бороды, по натруженным загоревшим рукам в шрамах и царапинах было видно, что жили они уже долгую и непростую жизнь. Александра, несмотря на свою полноту, двигалась легко и плавно, словно юркая белка. В её тёмные длинные волосы закралась седина, но глаза лучились тёплым светом, как у девчонки, только вот если приглядеться — паутинка морщин уже легла на её румяное лицо и уже не собиралась его покидать…