Они вошли в комнату, очень большую и величественную, со стенами, затянутыми блекло-голубой парчой. Царила в комнате резная золоченая кровать. Четыре стойки с султанами из страусовых перьев на концах поддерживали балдахин из парчи в тон стенам, а на покрывале был вышит королевский герб.
— Шесть королев Англии прославились тем, что спали в этой кровати в разное время, — сказал Джон, но в этот момент Энн повернулась к нему; он увидел ее лицо и замолчал.
— Мы совершили ужасную ошибку, — быстро сказала Энн. — Ты не должен был привозить меня сюда. Ты не должен был жениться на мне. Ты расстроил свою мать, и совершенно очевидно, что она невзлюбила меня.
Джон с минуту не отвечал, потом вздохнул.
— Послушай, Энн, — наконец сказал он. — Я очень сожалею, но я предвидел все это. Моя мать очень сильная женщина. Я ее единственный сын, и, боюсь, она чувствует себя задетой моей женитьбой, которую она не одобрила и о которой даже ничего не знала.
— Тогда зачем ты это сделал? — спросила Энн. — Я не думала об этом, не понимала, что ты делаешь. Не знаю почему, но я вообразила, что твоя мать инвалид. Видимо, я должна была расспросить тебя подробнее. Вместо этого я думала о себе и своей семье.
Джон подошел к камину, положил руку на мраморную полку и встал, глядя на решетку.
— Я не могу объяснить тебе, Энн, — сказал он, — или нет, я не хочу говорить того, что может прозвучать как обвинение. Я не хочу облекать это в слова. Но неужели ты не попытаешься понять? Ведь я просил тебя дать мне… общение.
Энн почувствовала, как ее гнев растворяется от его слов. Он рос в ней, как прилив, — гнев на то, в какое положение он ее поставил, гнев на собственную глупость, на собственную стеснительность. А сейчас впервые Джон не был подавляющим, умудренным жизнью мужчиной, у ног которого лежит весь мир и который может получить все, что только захочет, стоит ему приказать. Он был просто молодым человеком со своими тревогами и трудностями, как и все прочие люди. Она удержала слова, готовые сорваться с языка, и вспомнила, как много он обещал Майре и близнецам, а все, чего хотел взамен, — всего лишь дружбы.
И даже если ее здесь ждут испытания и неприятности, каким бы ни был их источник, разве она не может своим вниманием к его проблемам и своим сочувствием каким-то образом помочь ему и исполнить свой долг?
Она вздохнула и сдалась:
— Извини, Джон. Но, прошу тебя, не оставляй меня одну, если хочешь помочь. — Она попыталась улыбнуться, но губы не слушались.
Он выпрямился, отвернулся от камина, и их глаза встретились. И он тоже улыбнулся. В этот момент они казались ближе и расположеннее друг к другу, чем когда-либо раньше.
— Доверишь ли ты мне заботу о себе? — спросил Джон.
— Д-да, — ответила Энн, но в голосе ее не было уверенности.
Ей пришло на ум, что еще никогда о ней не заботились, но она всегда заботилась о других. Ее мимолетный гнев улетучился, и она старалась найти объяснение враждебности, которую ощутила в гостиной, не столько ради Джона, сколько ради себя — она не переносила враждебности и боялась неприятностей. Энн старалась уверить себя, что любая мать была бы расстроена; Джон, несомненно, поступил плохо. А как быть с Вивьен, этой прелестной родственницей, которую она не ожидала увидеть? Должно быть, у Джона найдется множество таких родственников, которых задевает его пренебрежение к их мнению и его неожиданный брак.
— Кто такая мисс Линтон? — спросила Энн, нарушая молчание и стараясь, чтобы вопрос звучал по-деловому.
— Мать Вивьен была двоюродной сестрой моего отца, — ответил Джон. — Когда ее родители умерли, они с братом переселились сюда и наш дом стал их домом. Это было пять лет назад.
— Она красивая.
— Ты считаешь?
— А ты разве нет?
— Я знаю Вивьен слишком давно, чтобы быть беспристрастным судьей, — ответил Джон. Затем, словно желая переменить тему, спросил: — Так ты не хочешь сказать мне, что ты думаешь об этой комнате?
— Я думаю, комната чересчур велика и величественна для меня, — сказала Энн. — Мне будет страшно спать в этой кровати. Здесь есть привидения?
— Никогда об этом не слыхал, — ответил Джон. — Привидение водится в западном крыле дома. Монах, который полюбил монахиню и утопился в озере, когда она отказалась бежать с ним.
— Как романтично! — сказала Энн. — Но давай не будем говорить про это близнецам, иначе они по ночам перестанут спать, пока не увидят его.
— Постараюсь не забыть, — сказал Джон. — Мне надо переодеться. Полагаю, мои вещи в гардеробной.