— Но ты же никогда не сдавалась, Энн, девочка моя!
И правда, она никогда не сдавалась. Как часто они смеялись над этим вместе, отец и дочь! Когда препятствия казались безмерными и даже непреодолимыми, Энн не смирялась с ними. «Я найду способ обойти их», — говорила она. Или настаивала: «Я непременно добьюсь своего, вот увидишь!»
— Тебе надо было родиться мальчиком, — не раз говорил ей доктор Шеффорд, — ты могла бы стать отменным исследователем.
Разве не сила ее духа поддерживала всех обитателей их дома в Литтл Копл, разве не у нее черпали они мужество и не признавали себя побежденными? У нее всегда хватало решимости высоко держать голову.
— Ты никогда не сдавалась, девочка моя! — И Энн обрела несокрушимую детскую веру: она не одинока. Все еще дрожа от остроты переживаний этого момента, она нашла в себе силы улыбнуться:
— Я не сдамся, папа, не сдамся!
Но так уж устроен человек, что высокий порыв нельзя удержать надолго. Когда Энн оделась и накинула через голову серое платье, она снова была и испуганна, и раздражена. Достаточно тяжело встретить лицом к лицу поспешный брак с мужчиной, которого не знаешь, но оказаться одновременно заброшенной в другую жизнь — это представлялось ей почти пыткой, утонченной жестокостью.
Она с неприязнью смотрела на себя в зеркале:
— Унылое, бесформенное, похожее на привидение создание, — сказала она себе и отвернулась, дерзко подняв подбородок, когда послышался стук в дверь. — Войдите.
Она ждала Джона, но это опять была пожилая горничная.
— Сэр Джон просил передать, миледи, что ему необходимо до обеда встретиться с агентом мистером Бронлоу. И он надеется, что, когда вы будете готовы, вы сами спуститесь в гостиную.
— Спасибо. — Энн надеялась, что выглядит не такой испуганной, какой чувствовала себя.
Это была последняя капля. Рядом с Джоном она не стала бы обращать так много внимания на неодобрительные взгляды свекрови и на презрение Вивьен Линтон. Но идти одной…
Взяв со стола свежий платок, Энн повернулась к двери.
— Я сделаю это, — решила она. — И чем скорее, тем лучше.
Она заставила себя идти уверенно, но, оказавшись за дверью, снова заколебалась и поняла, что не в состоянии переставлять ноги по ковру, устилавшему широкую площадку. Лестница была прямо перед ней.
«Я должна идти, должна», — уговаривала она себя, услышав позади себя шаги.
— Вы заблудились? — спросил кто-то.
Энн быстро оглянулась: за ее спиной стоял молодой человек, худой, светловолосый, необычайно красивый. Больше того, он улыбался, и улыбка его была дружеской и неотразимой. Энн обнаружила, что улыбается в ответ, не задумываясь, естественно и просто.
— Нет, дорогу я знаю, — ответила Энн, даже не пытаясь подбирать слова. — Но…
— Вы боитесь?
Его откровенность обескураживала.
— Да, боюсь, — призналась Энн.
— В таком случае положитесь на меня, — сказал он. — Вы, конечно, Энн, а я Чарлз, Чарлз Линтон.
— Как поживаете? — Энн протянула ему руку.
— Вам не говорили обо мне? — Энн покачала головой. — Еще скажут, — пообещал он. — В настоящий момент я стараюсь произвести хорошее впечатление, чтобы смягчить все то плохое, что вы обо мне услышите.
— Почему плохое?
— Вы узнаете все в свое время, но сейчас давайте забудем об этом, потому что я хочу сказать вам, как я рад познакомиться с вами и как счастлив видеть вас здесь, в Галивере.
Энн почувствовала внезапное облегчение застывшего страдания, в которое, казалось, была закована со времени приезда, Появился кто-то, теплый и человечный, расположенный к ней и открыто выражающий свое отношение.
— Спасибо, — сказала она так серьезно, что это простое слово приобрело особую ценность.
— А теперь, полагаю, мы должны проследовать в гостиную?
Энн послушно повернулась, но он заметил выражение ее лица и остановился:
— Вас что-то тревожит?
Энн без всяких рассуждений выложила правду:
— Это платье! — и быстро добавила, словно устыдилась своей откровенности: — Думаю, что ни одной женщине не понравится быть Золушкой.
— Конечно нет. — В голосе Чарлза звучали и симпатия, и понимание.
— Но это мое единственное платье.
— Понятно, — ответил Чарлз. — А дорогой Джон со своей обычной мужской тупостью даже не подумал о столь земном предмете, как платье, когда привез вас сюда.