— А, Чарлз, — сказал он и без дальнейших замечаний повел Энн знакомиться с присутствующими.
Это были три пожилые супружеские пары, двое молодых людей, вдова, которая пристально разглядывала ее в лорнет, а потом Джон подвел ее туда, где, чуть обособившись от групп, у камина стоял маленький немолодой мужчина. Сначала Энн думала, что он стоит наклонившись, потом увидела на его спине горб.
— Мой кузен Синклер, — сказал Джон. — Он живет здесь и заботится обо всех нас. Разве это не так, Синклер?
— Я надеюсь, что это правда, — ответил горбун негромким глубоким голосом, в котором было странное очарование. — Временами я способен быть мудрым, а ты иногда слушаешь меня. Я ничего больше не прошу у жизни, а только надеюсь, что однажды и Энн сделает мне честь, обратившись ко мне, если ей понадобится друг.
Пожатие его руки было теплым и ласковым. Энн захотелось побольше узнать об этом кузене Джона. Красиво вылепленное лицо горбуна, изборожденное сетью морщин, как будто наложенных страданием, и все же очень привлекательное, выдавало характер человека не от мира сего. «Какая трагедия, — думала Энн, — для такого мужчины быть горбатым!» Она взяла себе на заметку расспросить Джона о нем при первой же возможности, но в это время ее взгляд упал на Вивьен, и все остальное вылетело из головы.
Вивьен была изумительно красивой. В платье, обшитом блестками цвета морской волны, она напоминала русалку. При взгляде на нее трудно было не признать, что она сверхъестественно красива. Обходя группы гостей, она приближалась к ним, улыбаясь Джону, ее длинные черные ресницы взлетали над прозрачными глазами. Потом она повернулась к Энн.
— Как чувствует себя невеста? — спросила она. — Я думаю, что все мы ведем себя чрезвычайно нескромно, подглядывая за твоим медовым месяцем, Джон.
— Наверняка были предприняты меры, чтобы это стало заметным? — ответил Джон. В его голосе послышалась стальная нотка, которую Энн прежде не замечала.
Вивьен, однако, резкий ответ не смутил. Она коснулась рука Джона:
— Не будь таким сердитым, дорогой. Ведь это самый счастливый день в твоей жизни.
Энн поняла, что Вивьен выиграла очко, но времени раздумывать, как это воспринял Джон, не было: леди Мелтон двинулась в столовую. Чарлз оказался рядом с Энн.
— Держите хвост трубой, — шепнул он. — Вы всех сшибли с ног, как Золушка, когда она явилась на бал.
— Благодаря волшебству ее крестной, — отшутилась Энн.
Он насмешливо поклонился, их разделили, и Энн обнаружила, что ее ведут к столу в большом банкетном зале. Она запаниковала.
Высокие канделябры с тонкими свечами, огромный серебряный прибор с гербами, хрупкие, как яичная скорлупа, фарфоровые блюда, заполненные оранжерейными фруктами, орхидеи, украшавшие вышитую скатерть с кружевными краями, — все это в сочетании с чужими лицами, окружавшими ее, заставило ощутить непреодолимое желание убежать и спрятаться. Она вцепилась в резные подлокотники кресла.
Спокойный глубокий голос раздался рядом с ней:
— Мне была предложена честь занять место справа от вас. Вы позволите мне сказать, как я рад этому?
Энн смотрела в добрые, понимающие глаза Синклера, но пересохшими губами не сразу смогла ответить.
— Эта комната неизменно вызывает благоговение, когда видишь ее впервые, — продолжал он, и девушка догадалась, что он понимает ее состояние и дает время прийти в себя.
— Сегодня было слишком много такого, что я видела впервые, — сказала она нетвердо. — Я впервые присутствую на таком торжественном обеде и вижу… ну, подобных людей.
— А с какими людьми вы привыкли общаться? — спросил он, и Энн почувствовала в его вопросе не только вежливость, но и подлинный интерес.
Почти невольно она заговорила о своем доме, об отце. Обед, при всей его официальности, проходил гораздо быстрее, чем Энн считала возможным. С левой стороны от нее сидел унылый прозаический сквайр, любитель охоты на лис, который приехал с женой и дочерью из соседнего поместья. Он не знал, о чем говорить с человеком, не умеющим оценить наслаждение охотой, и при любой возможности Энн с облегчением поворачивалась к кузену Синклеру. Почему-то, несмотря на их абсолютное несходство, он очень напоминал ей отца. У него было то же спокойное чувство юмора, тот же неподдельный интерес к людям и то же равнодушие к их положению и внешним атрибутам, которыми они определяли свое место в жизни.
Обед показался Энн приятным, потому что рядом с ней сидел этот человек. Она забыла, почему она оказалась здесь и кто она, и удивилась, когда услышала слова леди Мелтон: