— Мне жаль. — Больше Энн нечего было сказать.
Вивьен посмотрела на нее:
— Что меня ставит в тупик, так это почему он женился на вас вместо меня. Думаю, я представляю собой все, что ему нужно, — подходящая жена, интересующаяся теми же вещами, что и он, дружная с его друзьями, осведомленная в политике, составляющей его мир. В то время как вы…
— Не обладаю ни одним из этих качеств, — закончила за нее Энн.
— Да, и вы сами это говорите. Я не хотела бы быть грубой.
— Вы не грубы. Скажу вам так же откровенно: я не знаю, почему Джон женился не мне. Но хотела бы знать.
Вивьен посмотрела на нее удивленно, потом вздохнула:
— Полагаю, ответ в том, что он любит вас.
В порыве чувств Энн была готова разуверить ее, но в ней заговорила осторожность. «Эта девушка — твой враг, — сказал ей внутренний голос. — Не доверяй ей чрезмерно. Она использует твое доверие против тебя. Будь благоразумной».
Энн встала.
— Я не хотела бы обсуждать Джона за его спиной, — мягко сказала она, так что ее слова прозвучали скорее как просьба, а не как отпор.
Вивьен взглянула на нее оценивающе:
— Это значит, что вы больше ничего не хотите говорить мне. Я вас не упрекаю, вместо этого я скажу вам кое-что. Я думаю, что вы не пара Джону. Я думаю, что вы здесь не будете счастливы. Я думаю, рано или поздно вы поймете, что сделали ошибку. — Она пошла к двери, шурша золотым платьем, остановилась, взявшись за ручку, и оглянулась. — Если вас это утешит, — добавила она мягко, — мой брат считает вас совершенно очаровательной.
Энн промолчала. Долго после ухода Вивьен она стояла, глядя на закрытую дверь. Потом, словно найдя в себе силу, чтобы заставить ноги слушаться, она прошла по комнате, подхватила соболью пелерину и медленно, очень медленно спустилась по лестнице к Джону и его родственникам, ожидавшим ее.
Энн перечитывала письмо Майры в третий раз: оно и смущало и тревожило ее. Что-то было в этом письме не так, что именно — Энн не знала, но инстинктивно чувствовала в нем некую фальшивую ноту. Оно было полно обычными для Майры выражениями любви, и все же казалось — за изъявлениями чувств и за круглым, почти ученическим почерком что-то прячется.
Энн припомнила вчерашний телефонный разговор с сестрой. Она спросила, когда Майра приедет в Галивер, но та лукавила и придумывала отговорки.
— У меня так много приглашений, дорогая… Здесь потрясающе интересно… Я почти не бываю дома. Вчера вечером я была в театре.
— С кем?
— О, с друзьями Доусона. — Майра так и не сказала ничего определенного.
Она что-то скрывает, думала Энн, поскольку поняла, что письмо было написано после этого разговора с единственной целью — как можно больше затуманить планы Майры и отложить на неопределенный срок ее приезд в Галивер.
— Что это значит? — спрашивала Энн и упрекала себя за то, что не настояла либо на своей поездке а Лондон, чтобы повидать сестру, либо на ее приезде в Галивер.
С Майрой она не виделась уже больше недели. Эта неделя показалась Энн неизмеримо долгой — столько событий произошло, столько впечатлений спрессовалось в ней, что их хватило бы на годы.
Была ли эта неделя такой же насыщенной для Майры? Энн предполагала, что была, и это еще больше усиливало ее волнение. Само собой разумеющимся был немедленный приезд Майры в Галивер вслед за близнецами. Однако, разговаривая с ней по телефону, Энн из раза в раз слышала, как одни отговорки сменяются другими.
Сначала Энн была довольна, что Майра осталась в Лондоне, это отчасти даже облегчило ей жизнь. Конечно, она хотела видеть сестру, хотела быть с ней рядом, но в то же время хотела до ее приезда освоиться на новом месте, тверже встать на ноги. Встреча лицом к лицу со всем чужим и устрашающим досталась Энн нелегко, даже когда она была одна, а если бы еще и Майра со своими замечаниями и критикой оказалась здесь, могло быть еще хуже.
Но потом Джон сообщил ей, что два наиболее тяжелых для нее момента — необходимость постоянно встречаться с леди Мелтон и Вивьен — на некоторое время будут исключены из ее жизни. Джон говорил очень откровенно и обстоятельно.
— Я тревожился за тебя, Энн, — сказал он. — Я уже признался, что совершил ошибку, привезя тебя прямо сюда на так называемый медовый месяц, и старался что-нибудь придумать. Мне казалось, что наиболее разумным было бы нам с тобой куда-нибудь уехать одним. — Если он и заметил быстрый взгляд Энн, он никак не отреагировал на него. — Но я вспомнил о близнецах, — продолжал он, — и подумал, что ты, возможно, не захочешь оставить их. Я не знал, что лучше предпринять. И вдруг мать сообщает мне, что в понедельник отправляется в больницу.