– Серёжа, у нас в интернате почти одни девочки. А ребята... Кто просто бросит, кто в ремесленное уйдёт, кто – в детскую колонию. Здесь только самые хитрые остаются. А мои братья простые. Сперва сделают что– нибудь, а потом думают. Но они хорошие, добрые. Нас с Раей никто не обижает. Скучно только в лесу всё время жить. Приедем в субботу домой, и до понедельника в огороде спины не разгибаем. На зиму–то сколько надо сена, картошки, кормов всяких! Хорошо ещё в тайге грибы и ягоды, рыба и мясо, но за всем побегать и поползать надо... Вот так и живём у железных рельсов... Поезда идут мимо, а уехать некуда... – вздохнула Фая.
У нашего героя было чувствительное сердце и отзывчивая к чужим страданиям душа, ему стало так жалко эту добрую, смелую и... такую красивую девушку, что он, почти и не подумав, вдруг брякнул:
– Знаешь, Фая, когда я закончу школу, я на тебе женюсь и увезу тебя в большой и жизнерадостный город с парками и театрами... и мы будем в нём жить.
Даже сквозь смуглую Фаину кожу было заметно, как она покраснела, смутилась, а в её прекрасных карих глазах появились непрошенные слезинки:
– Что ты, что ты, Серёжа! Куда уж мне из болота да в город соваться. Я ведь утром твоего папу видела, он у тебя военный, офицер, а мой отец – простой обходчик, а братья – чисто разбойники.
– Фая! Да все люди в этой жизни – равны: все они рождаются и умирают, а всё, что происходит между рождением и смертью – это так, мимолётное, всё пройдёт и всё забудется. А мы только начинаем жить (Ах, Серёжа, Серёжа! Если уж ты такой умный «философ», то думал бы сперва, а не встревал во всякие переделки! За «табуреточку»–то, если бы не доброта тёти Маруси и врача «Скорой», маршировал бы ты сейчас в какой-нибудь атлянской детской колонии!).
И тут Фая, проявившая такие чудеса своего стойкого характера, вдруг совсем уж откровенно заплакала. Но, сквозь слёзы и всхлипывания, поведала нашему Серёже и свою невесёлую историю:
– Ах, Серёжа! Ты такой добрый... и смелый. Я когда тебя утром увидела... Ты мне как-то сразу по сердцу пришёлся. Мне девочки... так и сказали: «Нравится – иди!» (Серёжа по своей малоопытности, конечно, не догадался о значении этих слов). Если бы ты знал нашу жизнь! Вокруг такое творится!... И моя судьба уже решена... Да, да! Не смотри на меня так, пожалуйста! Меня же родители... просватали уже! – тут эта храбрая спасительница Серёжи совсем расстроилась и разрыдалась, но продолжала сквозь слёзы свою повесть. – А жених мне... смотреть тошно... да, говорят, он уже и за воротник зашибает хорошо. Кончилась моя жизнь, так и не начавшись!
– Да ты, Фая, откажись и не ходи замуж! Тебе школу закончить надо...
– Не могу отказаться: родители–то уже сговорились, да и свадьба уже скоро. Школу сразу придётся бросить, а я... хотела учиться. У меня даже троек никогда не было. Хотела на мед.сестру или фельдшера выучиться. Я... старалась, а теперь всё пропало.
– Давай к нам, в заповедник убежим! Я там все места знаю. В двух пещерах даже жить можно! (Вот так и в дальнейшей своей жизни наш легкомысленный герой никогда не будет упускать малейшей возможности вляпаться в какую-нибудь полукриминальную историю!).
Но более взрослая Фая сразу охладила горячий пыл своего юного друга:
– Нет, Серёжа, от своей судьбы никуда не убежишь. Плохо мне в жизни придётся. Ничем хорошим всё это не кончится. Или он меня по-пьяни прирежет, или я сама его задушу... Ты, наверное, Серёжа спать хочешь?
– Да, пойду в спальню.
– Нет, тебе сейчас туда идти нельзя. Там это шакальё только тебя и дожидается. Они же в ремесленное не пошли, потому что работать не хотят. А здесь просто болтаются, только делают вид, что учатся. Жрут, в карты играют и... даже водку уже пьют. Может быть, их армия хоть немного выправит... Да ну их... Здесь сегодня спать будешь. На задвижку закроемся и ляжем спать.
Вот только тут Серёжкино сердце трепетно забилось в сладком предчувствии чего-то нового и желанного...
Фая сбегала в свою спальню и принесла бельё, развернула явно не двуспальный матрас и застлала их импровизированную постель. Всё это она проделала с решительным видом, даже и зубы плотно зажав во рту. Потом выключила свет... Серёжа испугался, как бы у него сердце не выпрыгнуло из груди. Даже руки прижал к ней. Он слышал частое, взволнованное фаино дыхание... Она раздевалась. Серёжа тоже поспешил сбросить с себя свою помятую одежонку. «Кровать» действительно оказалась узкой. Серёжа сразу прижался к своей подруге, протянул к ней свои жадные руки... (о своих боевых ранах он давно уже забыл).
Два молодых и горячих тела яростно потянулись друг к другу. И вдруг...
– Серёжа, миленький, не надо. Я боюсь. Мне страшно. Боюсь. Ой, что с нами будет? Что мне делать завтра? Серёжа, Серёжа, пожалей меня!..
(Здесь мы прервём наше повествование для очередного многословного и утомительного для читателя отступления. Читатели наверняка решили, что это был первый так называемый сексуальный опыт нашего героя. Нет, это был второй его сексуальный опыт. А первый приключился с ним в посёлке Потанино...
В основном, конечно, на потанинских кирпичных заводах работали тогда заключённые. Гражданские неохотно шли на эту горячую каторгу. А зекам пообещают досрочное освобождение, они и толкают целую смену тележки с кирпичами, мечтая о своей будущей иллюзорной свободе... Но работали и штатские. Посёлок Потанино был довольно большим, и школа там тоже была весьма вместительная...
В ней и учился Серёжа. После первого же урока физкультуры, учитель отправил его в местную детскую футбольную команду. Там он сразу стал вторым центрфорвардом, а первым был Слава Сосков.
Поскольку они оба были выдающимися технарями и скоростниками, то они вдвоём легко взламывали любую, самую бетонную оборону противника. Схема была примитивной до смешного: один хитроумными финтами оттягивал на себя колунов–защитников, потом отдавал резкий пас вперёд на выход, а второй легко убегал от своих громил–опекунов, выходил один на один с вратарём... Словом, голы сыпались в ворота кривоногих шахтёрских отпрысков как горох из козы после хорошего обеда... Учились они со Славой в одном классе. И учились заметно лучше других ребят. Ну и ходили везде вместе.
Вторым серьёзным увлечением у всеядного Серёжи и его друга Славы была игра... в карты на деньги.
Здесь их главным учителем и наставником был уже почти взрослый парень по прозвищу «Заячья губа» (Сам «Заячья губа» уверял всех, что свою верхнюю губу он рассёк, выпрыгнув на ходу с поезда у любимой станции Потанино... впрочем, всё может быть).
Какие это были интересные уроки... Очко, Бура, Сека! Обладающий немалыми математическими способностями Серёжа схватывал буквально на лету их загадочную и затягивающую прелесть! Немного подучившись и освоив азы нескольких азартных игр, начали играть на деньги. Чаще всего почему–то выигрывал более опытный «Заячья губа». Пришлось научиться ещё и деньги добывать (Поскольку замечательные родители Сергея Васильевича давно уже покинули эту догнивающую земную юдоль, мы можем быть с вами вполне откровенны... Да, впрочем вы и сами уже обо всём догадались... Но в итоге всё же профессиональным вором наш герой не стал, а скорее наоборот, никогда чужого не брал и оказался, к немалой радости окружающих, совершенно бескорыстным человеком... И такое, дорогие читатели, очень редко в нашей жизни, но всё–таки бывает).
Играли обычно в лесопосадках у ветки на кирпичные заводы. Тихо, свежо, листочки шелестят... играй себе в удовольствие, проигрывай родительские денежки... «Заячья губа» был бывалым парнем и частенько рассказывал любознательным молокососам о своих подвигах по самой загадочной, женской линии. Там, за железнодорожной веткой, в частном домишке проживала и его постоянная пассия, к которой он частенько наведывался вместе с выигранными у лопоухих юнцов деньгами.
Однажды «Заячья губа», будучи в особо весёлом и каком–то игривом расположении духа, спросил своих проигравшихся картёжных партнёров:
– Ну что, парни, хотите с бабой переспать?
– Конечно, хотим! А с кем? – хором с энтузиазмом молодых жеребчиков, ответили на лестное предложение своего опытного наставника утомлённые девственностью энергичные спортсмены (Господа мужики! Занимайтесь спортом! Будете такими же крепкими и страстными самцами как наши юные герои, и вас тоже будут любить застоявшиеся в своих стойлах... женщины).