– Да нет, конечно, никому ничего не скажу. А Фая–то как?
– Она выздоровела. Фая у нас – самая хорошая. Она у меня про тебя часто спрашивает. А теперь у неё будет ребёночек, и родители хотят выдать её за вдовца с детьми. А у нас ещё мама приболела. Меня тоже скоро домой заберут, помогать маме по хозяйству...
– Ладно, Раечка. Извини, пожалуйста. Иди в интернат, делай уроки, а я погуляю, подумаю...
Через две недели и Раю родители забрали домой ходить за скотиной и хозяйничать в огороде...
Больше Серёжа никогда и ничего не слышал о Фае и никогда в жизни больше не встречал её.
(А что было делать семикласснику Серёже? Выкрасть автомат в воинской части, заседлать Гранита, примчаться на глухой полустанок и перестрелять там всех вдовцов? – А за что? Может быть, этот вдовец оказался спокойным, добрым и хорошим человеком? Может быть, Фая счастливо проживёт с ним всю свою оставшуюся жизнь? «У каждого своя судьба на свете». Милая Фаина Фаттаховна! Если ты ещё жива и здорова, мы понимаем, что некогда тебе читать какие–то вздорные книжки: тебе приходится заниматься с внуками и правнуками. Но всё же знай: Сергей Васильевич вспомнил всё и всех... И никогда уже не забудет).
На следующий день после неудачного столкновения лохматой Женькиной башки с интернатской табуреткой у Серёжи состоялся серьёзный разговор с заведующей.
Из–за буквально мизерных размеров интернатской территории и всеобщей тесноты кабинета у заведующей как такового не было, а был маленький закуток рядом с кухней, вся меблировка которого состояла из небольшого шкафчика, в котором, видимо, хранились досье на будущую красу и гордость уголовного мира, крохотного стола и одного стула, на котором сидела сама заведующая. Её собеседникам, в том числе и разукрашенному вчерашней бийятыкой Серёже, приходилось скромно стоять между столиком и дверью.
Заведующая интернатом, Тамара Сергеевна, стройная моложавая женщина, изящно одетая и ухоженная во всех отношениях, как и подобает супруге большого начальника, именно в этом закутке беседовала со своими подчинёнными о том, чего не должны были знать другие любознательные представители разношёрстной интернатской публики.
Взглянув на скромно втиснувшегося в её «кабинет» отмеченного «боевыми наградами» Серёжу, Тамара Сергеевна укоризненно покачала своей модной причёской и стала внимательно читать лежащую перед ней какую–то бумажку.
Пока она с неослабевающим интересом рассматривала со всех сторон эту «бумажку», Серёжа покорно ждал решения своей участи и, между прочим, обогащённый свежим ночным опытом, невольно подумал: «Да, красивая женщина!».
Потом «красивая женщина» положила изученную ей бумажку на столик и приступила к допросу подозреваемого.
– Серёжа! Ты только вчера поступил в наш интернат и сразу же попал в какую–то неприятную историю. Расскажи мне, пожалуйста, что случилось у вас вчера вечером.
– Тамара Сергеевна! Мы вчера вечером сидели в столовой и делали уроки. Вдруг этот Женька – лохматый побежал куда–то и ударился головой об косяк. Да так сильно, что сразу потерял сознание. Мы все разволновались. Прибежала тётя Маруся, вызвала «Скорую помощь», и его, Женьку этого увезли.
– М..м„, да. – откровенно недоверчиво глянула прямо в ясные и честные Серёжкины глаза заведующая и задала вполне естественный в данной ситуации вопрос: – А ты–то где, Серёжа, получил фонари на лицо?
– А я. Тамара Сергеевна, бросился на помощь этому старшекласснику на помощь, на ногах не удержался и прямо лицом ударился об табуретку. Но это ничего. Скоро всё заживёт.
– Да, да... Заживёт–то заживёт. А ты не врёшь случайно?
– Нет, все же видели.
– Ладно. Ты–то как намерен в школе учиться?
– Обычно я на одни пятёрки учусь. Все учителя говорят, что мне надо учиться. – сделал ударение на слове «надо» Серёжа.
И заведующая интернатом Тамара Сергеевна почему–то решила немного пооткровенничать с этим поколоченным интернатской шпаной новичком.
– Я об этих хулиганах уже договорилась и в гороно, и в школе, и в ремесленном училище. На железной дороге воруют, на станции лампочки бьют и дерутся, в школу ходят редко и то только за двойками. Здесь младших детей прямо как изверги какие–то колотят... Ну, ничего. На следующей неделе вся эта четвёрка отправится доучиваться в рем.училище.
«Шестёрка» – хотел было подсказать Тамаре Сергеевне Серёжа, но вовремя прикусил язык. А заведующая продолжила делиться своими педагогическими проблемами с хронически–неизлечимым противником всякой «педагогики» Серёжей.
– Они совсем обнаглели. Одного только Петра Николаевича боятся. Надо же до этого дойти: продали кому–то двух интернатских поросят, и ничего, всё как с гусей вода. Может, в ремесленном за ум возьмутся. А если так... одна дорога: в колонию для малолетних. Родители работают, а они... Ну ладно, Серёжа, иди, читай свои книжки.
Весьма довольный благополучным для него исходом беседы с директрисой Серёжа отправился погулять по ближайшим окрестностям города Глупова... фу ты! Миасса, конечно (Кстати, упомянутый Тамарой Сергеевной «Пётр Николаевич» был единственным интернатским воспитателем. Несколько позже мы, конечно, посвятим целую главу этому интересному и весьма своеобразному человеку).
Серёжа поднялся по узкой дорожке в гору, прошёл мимо школьных зданий и углубился в опоясывающие горный хребет сосновые боры. Он бродил по крутым предгорьям и думал свои горькие думы о начале интернатской жизни: «Итак, что было? В первый же день меня крепко поколотили. Правда, их было шестеро, но всё же... Конечно, можно было убежать, но ведь всё равно пришлось бы возвращаться в интернат. Значит, надо думать. Чтобы хорошо играть в футбол, надо много тренироваться, следовательно, чтобы умело драться, надо тоже специально готовиться. Никаких спортивных секций бокса ни в посёлке, ни здесь, на станции нет... Что делать? – Тогда надо готовиться к неизбежным боям самому. А что самое главное в драке? – Стойкость и сила удара. Вот силу удара и надо отрабатывать... Если одного свалить хорошенько, то другие подумают и сами отстанут».
(Ну что же? Мыслил наш побитый герой вполне логично: надеяться ему, действительно, можно было только на свои окрепшие за летний трудовой сезон кулаки).
Серёжа быстро нашёл подходящую полянку, неподалёку от которой было рассыпано щедрой на всё уральской природой несколько разного веса и разной формы камней... А зачем время терять? Серёжа немедленно приступил к своей первой «боксёрской» тренировке...
С этого дня он поднимался рано утром наравне с тётей Марусей, занимавшейся уходом за прожорливым интернатским свиным поголовьем, делал энергичную зарядку, подтягивался на сооружённой какими–то спортивными предшественниками перекладине, обливался в умывальнике холодной водой и только тогда садился за стол к своим прелестным юным компаньонкам. Вечером, если не было сильного дождя или снегопада, часа через два после обеда, он бежал мимо станции и мимо своей школы в гору, бегал там ещё по тропинкам минут сорок, приходил на свою «спортплощадку», отжимался, бросал разными способами средние и тяжёлые камни, прыгал с места, для развития скорости бегал несколько раз под уклон отрезки метров по 30–40, а потом бежал с горы и возвращался в постепенно становящийся ему родным интернат...
Вначале Серёжа ждал скорой мести от своих поредевших числом соперников: спал чутко, нож держал под подушкой, но чаще он, конечно, любил ночевать в чуланчике...
Однажды ночью в общей спальне кто–то вроде попытался сунуться к нему и как-то напакостить, но всегда чутко спавший Серёжа так саданул ногой этого диверсанта по роже, что тот громко застонал, заохал и убежал в свой угол... Больше охотников получить по роже Серёгиной пяткой не нашлось. Можно было спокойно отдыхать после напряжённых тренировок.
И вообще Серёжа с немалым для себя удивлением обнаружил, что интернатские ребята смотрят на него как-то по–особому и общаются с ним совсем не так, как друг с другом. Они играют вместе, толкаются, бегают, иногда слегка беззлобно дерутся, но никогда не толкают Серёжи и не задирают его. Друг друга обзывают по–всякому, а его зовут только по имени, чуть ли не «Сергеем Васильевичем». В чём дело?