Выбрать главу

После зимних каникул Серёжа взглянул на свою соседку по парте и буквально остолбенел: так неожиданно похорошела и стала более женственной Маша (даже девические груди изменили свою форму и стали как бы хранителями каких–то сокровенных женских тайн). Серёжа даже робел слегка усаживаться с ней за одну парту, мало ли что. Но однажды он «не сробел» и вроде бы нечаянно положил свою левую ладонь на круглую и тёплую Машину коленку... Боже мой! Маша так вся вздрогнула, так дёрнулась всем своим телом, что неожиданно для всех громко хрястнула их бедная парта... Учительница перестала объяснять урок, весь класс дружно повернул свои любопытные головы в их сторону. Маша густо и безысходно покраснела (Стало абсолютно ясно, что машиных коленок касались до этого только заботливые родительские руки). Но учительница быстро спохватилась и продолжила урок:

–      Слушайте внимательно объяснение нового материала!

Урок продолжился как ни в чём не бывало. Немного погодя Маша, не оборачиваясь к своему нахальному соседу, с трудом выдавила из себя:

–      Ты... что?

–      Да я случайно, просто ошибся, перепутал.

–      Не надо... так... больше делать. – дрожащим шёпотом попросила Серёжу обиженная им Маша.

Опять это «не надо»! и проницательный искатель приключений, подлый искуситель невинных советских комсомолок, постепенно набирающийся своего злокозненного опыта ловелас сразу понял, что сегодня Маша Зыбина не сможет уснуть всю ночь и будет мечтать о его крепкой бойцовской ладони!

Их взаимоотношения сразу после этого кардинально изменились. Теперь их связывала какая–то жгучая, невидимая для других и известная только им двоим, сладостная до умопомрачения тайна!

Маленький огонёк не может долго тлеть: он или гаснет бесследно, или разгорается в безудержный пожар, стремительно пожирающий время и пространство. Так и первая девическая или юношеская любовь... Говоря прозаичным языком, Серёжа и Маша стали «дружить».

В такой романтической ситуации возникает вполне естественный вопрос: А может ли учёба быть главным смыслом человеческой жизни? Увы, дорогие наши педагоги, ответ напрашивается сам собой: нет, конечно, в жизни есть дела и поважнее учёбы.

Может быть, только для самых закоренелых зубрил интереснее решать столбиком измусоленные десятками поколений примеры, чем где-нибудь в укромном уголке обнимать прелестную, трепещущую в твоих объятиях девушку, страстно целовать её и наглухо забывать все эти надоевшие и опостылевшие «школьные предметы».

Маша Зыбина без особого сожаления «съехала» на четвёрки, уступив место первой отличницы класса непробиваемой как антарктический лёд Наташе Басковой. Но от вспыхнувшей вдруг любви глаза у девушек горят ярче, чем от «стабильных» пятёрок в классном журнале.

Маша была счастлива и – простим её эту детскую наивность – верила в существование «вечной любви», очарованная упорной и деликатной настойчивостью нашего легкомысленного героя.

В общем, пламя любви разгоралось всё сильнее, а пожарные, – учителя, родители, – не подозревали ни о чём и не включали своих спасительных сирен. А, может быть, они вспоминали свой печальный жизненный опыт, говорящий о том, что, чем сильнее тушить такие «пожары», тем больше будет невозвратимый ущерб от огня Любви.

Маша Зыбина была чистой и светлой девочкой, а у нашего Серёжи, увы, никогда в этой жизни не было каких–то особо «серьёзных намерений». А после трагического инцидента со Зверем для него вообще не осталось почти ничего святого. И думал наш юный герой уже как измотанный и покалеченный жизнью глубокий старик: «Да какая может быть святость в этом гнилом, погибающем человеческом мире!».

Увы, в жизни редко бывают мгновения настоящего простого земного счастья! Но никто ещё не сумел остановить эти «прекрасные мгновенья» (И вы не пытайтесь, наши верные читатели: остановить мгновение – это значит остановить жизнь, то есть умереть. А в любой самой сложной жизненной ситуации наилучший выход – это продолжать жить. Вы же не знаете, что ждёт вас за ближайшим поворотом судьбы!).

Иногда Серёжа провожал Машу из школы домой, и даже нёс её портфель. По–видимому, это не только доставляло Маше удовольствие, но и переполняло её неопытное девическое сердце неизъяснимой гордостью и надеждой (Эх, Маша, Маша! Любить можно и волков, но замуж выходить надо только за телят).

Маша Зыбина жила в небольшом и светлом домике в самом живописном предгорье Ильменского Хребта. Они долго ходили по переулку и разговаривали. Говорил в основном, конечно, наш остроумец Сергей. Каким соловьём заливался он перед изумлённой его неистощимой риторикой Машей! Ей, наверное, казалось, что Её Серёжа красноречивее не только Цицерона, но и самого Семёна Семёновича! (Вы, может быть, помните, что Серёжа в своё время выучил наизусть пять глав из «Евгения Онегина», читал книжки не только на русском языке, словом, был подкованным оратором, не чета этим, так опостылевшим народу, московским телеведущим и политологам, умеющим только пыжиться перед бездельной публикой и «мямлить» несусветную околесицу).

Иногда Маша совершенно невинно приглашала Серёжу зайти к ним домой, поужинать вместе и «познакомиться с мамой», но Серёжа благоразумно и вежливо отказывался от этих приглашений, видимо. Как будущий прохвост, чувствуя в этом какую–то опасность (да, не прошло бесследно для нашего героя знакомство с волчьей стаей! Он тоже стал обладателем дальновидного волчьего обоняния).

Однажды младшие интернатские девочки пожаловались своему всесильному покровителю Серёже на городских соучениц, которые в школе смеются над ними и всячески их обзывают.

–      Ладно, девочки. Не надо говорить всем сразу. – остановил их возмущённую разноголосицу Серёжа. – Расскажи ты, Верочка, что там у вас произошло.

–      Серёжа! Когда мы все идём из интерната в школу, они стоят у входа и смеются над нами.

–      Не понял. Как это смеются над вами?

–      Они кричат: «Опять эти интернатские дуры нажрались квашеной капусты и будут вонять и пердеть на уроках». А мы никогда на уроках не воняем и даже не пукаем.

–      Вера! Девочки! Они все – дуры домашние! Не обращайте на них никакого внимания! А квашеная капуста у нас отличная!

–      Серёжа! Они сегодня утром в нас какой–то глиной бросали. Наде платье замарали...

Серёжа подумал немного и решил:

–      Ну, вот это мы им спускать не будем. Завтра сделаете так...

На следующее утро интернатская малышня пошла в школу общей толпой (Обычно мальчики ходили позже девочек, которые всегда спешили получить побольше школьных знаний и даже не подозревали ещё, что все эти «знания» никогда не пригодятся им в ожидающей их хуторской жизни). Возле школьного крыльца их ждала уже не меньшая толпа откормленных городских наследников миасских золотодобытчиков.

Сразу раздались язвительные приветственные возгласы:

–      Привет интернатским пердунам! Капуста вкусная была? Всю школу провоняли! Да ещё и задаётесь!

–      Интернатская «мелочь» спокойно, без единого ответа, подошла поближе к самодовольным домашним злопыхателям... И вдруг на эту нарядную толпу ухоженных и насмешливых «злопыхателей» обрушился настоящий шквал так долго вызываемой ими, жирной и сочной квашеной интернатской капусты. Что тут началось!

Наши интернатские сразу бы бросились в драку, но изнеженная городская поросль бросилась визжащим скопом в другую сторону – жаловаться учителям и директору на хулиганистых интернатских беспредельщиков из первого и второго класса (Свои заплаканные рожицы они отмоют сами в школьном умывальнике, а их заляпанную капустным жиром форму придётся отстирывать негодующим родителям).

Возмущение дерзкой выходкой интернатского хулиганья было всеобщим. Визг и ропот раздавался во всех классах (все вдруг проснулись от рутины и спячки. Словно почувствовав зловещее дыхание новой угрожающей им силы).

Как обычно это у нас делается, главным было выяснить, кто был тот коварный подстрекатель, подучивший малолетних детей на такой «антиобщественный» проступок, кто был тот преступный «организатор и вдохновитель» этой блестящей победы интернатской малышни. Началось тщательное расследование случившегося и дотошные расспросы малолетних преступников об их подлом и мерзком Главаре.