– Знаю. – кратко подвёл резюме отцовскому инструктажу Серёжа. Но это оказалось далеко не всё.
Отец вытащил из солдатского вещмешка кирзовые сапоги, шерстяные носки и плотный свёрток разных портянок.
– Примеряй сапоги.
Василий Николаевич сидел на своей койке и, не скрывая удовольствия, любовался, как его сын лихо, по-армейски, наматывает портянки. С первого раза ногам было слишком свободно: отец всегда из экономических соображений покупал вещи с запасом. Пришлось Серёже намотать ещё пару байковых. Потом отец подошёл к нему, сунул за голенище три пальца и, сказав: «Вроде нормально», – пошёл к чемоданчику и принёс бумажный свёрток. Когда он развернул его, Серёжа даже подпрыгнул от восторга – На столе лежал чудесной красоты кинжал в ножнах очень тонкой работы.
– Вот, смотри Серёжа. Это – финский нож. Трофейный. Привёз с войны. Мой подарок тебе. Носи его всегда с собой. Вот так... За голенищем. Не жмёт? – Ну и хорошо. В лес и в интернат ходи только в этих сапогах и с ножом. Тайга – это, брат, тайга. Сапоги тебя защитят от клещей и от змей.
– А я, пап, двух уже видел.
– Да, гадюк здесь полно. Если пойдёшь в лес и с ночевой, бери с собой на конюшне одну возжу.
– А зачем?
– Когда будешь ложиться спать в лесу, расстелешь её вокруг себя. Змеи боятся лошадиного запаха.
– А я не знал.
– Ничего, ты ещё молодой. Когда будешь с лодки рыбачить, сапоги сразу снимай, нож прячь под портянки в сапог, имей запасные носки. Мало ли что. Без сапог всегда выплывешь, а в сапогах... сам понимать должен. Много рыбаков тонет именно из-за сапогов. Никому никогда не говори о ноже и не показывай. Мамы и Людмилы это тоже касается. Знаю я этих бузулукских паникёрок. Матери говори, что в лес ходишь с друзьями, но ходи всегда один. В лесу одному – безопасней... Вот ещё удавочку засунь в левый сапог, на всякий случай...
Потом ещё в течение нескольких вечеров заботливый отец обучал своего малолетнего сына искусству выживания в суровых таёжных условиях. Обучение было не только теоретическим, но и практическим. Много часов пришлось попотеть уже достаточно ловкому пареньку, пока он осваивал многообразные, а иногда и весьма изощрённые способы обезвреживания (т.е. убийства) различных четвероногих и двуногих животных. После окончания этих секретных курсов 13-летний Серёжа умел много. Он точно знал все уязвимые места у свиней, бычков, волков, рысей и других животных. Он научился правильно держать кинжал разными хватами при разных условиях, долго тренировался смертельно-опасным выпадам с этим оружием. Когда он закончил, наконец, тяжёлые отцовские курсы, он умел «обезвреживать» возможных противников стрелковым оружием, кинжалом, удавкой, ладонью руки, кулаком, двумя пальцами, одним пальцем, сапёрной лопаткой, карандашом и многими другими, на первый взгляд, вполне безобидными предметами.
Почему отец делал это? Втайне от людей и вопреки устоявшемуся общественному мнению? Может быть, он действительно знал, что его малолетнему сыну в скором времени придётся идти с крепко зажатым в кулаке кинжалом одному на волчью стаю, столкнуться в смертельной схватке с матёрыми бандитами, вести спор через обсыпанный ягодами малинник со взрослым медведем за право поедать вкусные ягоды? Да, отец научил его понимать не такой уж примитивный, как кажется, звериный язык... и «объясняться» на этом языке. Может быть, он заранее спасал его? А может быть и совсем другое...
Иногда отец рассказывал о войне. Больше всего возмущался он тем, что в строевые части на передовую приходило очень много не только малообученных новобранцев, но много и таких, кто не только толково обращаться с огнестрельным оружием не умел, но даже и стрелять ладом прицельно не мог. В начале войны отец был командиром артиллерийской батареи; немцы их расколотили; попал он со своими уцелевшими ребятами в окружение; единственную уцелевшую пушку пришлось утопить в болоте, и целых два месяца пробиваться через занятую врагом территорию, догоняя пятившихся на восток фронта... Много прибивалось к ним солдатишек и из других разбитых частей. Ночью шли по лесам, а днём приходилось отцу обучать этих «бойцов» военному делу... Да, к войне мы тогда (а впрочем как всегда) оказались не готовы.
А отец, как офицер, думал о следующей войне и не хотел, чтобы его сыновья (старший брат Серёжи, Юра, учился в спецшколе ВВС) оказались в ней недееспособным пушечным мясом, а знали и умели, как уничтожить врага, а самим уцелеть в неизбежной, как он, видимо, думал, кровавой бойне.
Вот так, в свои 13 лет стал Серёжа тем, что сейчас звучно называется «боец специального назначения» (Но методы «обезвреживания» животного мира мы не будем здесь раскрывать нашим читателям во избежание истерических воплей безмозглой нашей «миролюбивой общественности», которая поумнеет только тогда, когда с неё шкуру будут сдирать сегодняшние её «друзья», «партнёры» и «доброжелатели»).
Познакомился Серёжа и со старшиной Андреем Семёновичем. Пришёл в часть и у отдыхающих на крылечке барака солдат деловито осведомился:
– Здравствуйте. Оружейный мастер где находится?
– Справа по коридору вторая дверь, товарищ генерал! – весело отрапортотвал молодой пучеглазый солдатик.
– Вольно. Можете разойтись. – взаимно пошутил хорошо знакомый с воинским уставом Серёжа.
Пошёл в барак. Прямо перед входом стояла накрытая красной тканью тумбочка; рядом стоял солдат с автоматом. Ближняя дверь была закрыта железной решёткой, сквозь которую были видны стеллажи с автоматами. Серёжа поздоровался с часовым, но тот, видимо в соответствии с уставом промолчал; и Серёжа пошёл вправо к широко распахнутой двери. Там за маленькими тисочками сидел усатый дядька в гимнастёрке с орденскими планками (понятно, почему отец так уважительно отзывался о Семёныче: фронтовики уважают друг друга) и выпиливал какую-то детальку. Справа была простая дверь, а слева – зарешёченная. «Склад оружия» – смекнул Серёжа.
– Ну, заходи, что стоишь на пороге. – не отрываясь от своей работы, пробасил усатый орденоносец.
– Здравствуйте, дядя Андрей. Я к вам... – Серёжа думал, что сейчас они пойдут на стрельбище и там он постреляет от души и покажет Семёнычу свой класс. Но Семёныч был тёртым армейским калачом, службу знал получше юного курсанта, и заниматься этому «курсанту» пришлось сначала совсем другим.
Три вечера Серёжа без устали смазывал, протирал, разбирал, собирал разное стрелковое оружие, выслушивал неторопливые, но толковые объяснения Семёныча по безопасной эксплуатации этого оружия. Потом как-то раз Семёныч задумался и начал объяснять про зенитную пушку, но, видимо вспомнив, что зенитной пушки у них с Серёжей нет, достал из стола толстые карманные часы с крышкой и приказал Серёже ещё несколько раз собрать и разобрать блестящий от Серёжкиного усердия ППШ, а сам постоянно поглядывал на свои (тоже, видать, трофейные) часы. Потом густо крякнул и подвёл итог.
– Приказал нам майор для разнообразия службы – организовать соревнование по сборке-разборке и стрельбе по мишеням... Но теперь, я думаю, по сборке соревнования проводить не будем.
– Почему? – поинтересовался Серёжа.
– Почему, почему... А вдруг ты придёшь и займёшь первое место? Гражданские в посёлке узнают, вот смеху-то будет, а папаша твой с офицеров шкурку снимет за плохую подготовку личного состава.
– Ладно, я не приду. – великодушно отказался от первого места польщённый Серёжа.
– Спасибо, сынок, выручил меня, старика... А теперь пойдём на стрельбище. – Андрей Семёнович дружески обнял и слегка потрепал довольного уже своей учёбой Серёжку. «А орденские планки у Семёныча такие же толстенькие, как у отца. Тоже, наверное, геройски сражался на фронте» – подумал молодой курсант. – «Эх, хорошо бы вместе с отцом и Семёнычем с кем-нибудь повоевать... Жаль, что сейчас войны нет». – Совсем уж необдуманно размечтался наивный герой нашей повести.