И Андрей Иванович начал задавать вопросы по пройденному курсу астрономии. На все четыре вопроса Серёжа отвечал чётко и ясно, с присущим ему в минуты вдохновения блеском. При этом он ещё успевал улыбаться и насмешливо поглядывать на смущённую, растерявшуюся и явно проклинающую в душе своих комсомольских советников, Баскову.
Андрей Иванович ликовал и радовался за своего шахматного соперника.
– Ну что, всем всё ясно? Все довольны? Садись, Наташа! Серёжа! Расставляй фигуры!
Опозоренный комсомольский актив покаянно повесил свои горбатые носяры и лохматые головушки.
Но как-то раз, уже после весенних каникул, Андрей Иванович зашёл в класс без традиционной шахматной доски (Надо заметить, что Андрей Иванович был известным на всю область Педагогом–математиком. Он принимал активное участие во всех популярных тогда математических конкурсах и олимпиадах. Был даже председателем разных там комиссий. Это, видимо, с его дружеской помощью и поддержкой так быстро росло педагогическое мастерство молодого и перспективного педагога Надежды Владимировны. И она, конечно, тоже делилась с ним какой–то информацией).
Серёжа, как и обычно, сидел уже за первой партой, Андрей Иванович подошёл к нему, положил на его парту стопочку аккуратных листков и предложил:
– Серёжа! Попробуй, может быть, что-нибудь и сможешь решить из этих задач.
Серёжа, занимавшийся в это время вечерами интегральным и дифференциальным исчислением, охотно взялся за решение новых, а главное, нешкольных задач.
Через некоторое время, уже ближе к концу урока, Серёжа решил все предложенные ему задачи и стал внимательно слушать захватывающую дух астрономическую лекцию Андрея Ивановича.
Последний глянул, не прерывая своего рассказа, на Серёжу, потом ещё раз, а потом совсем прекратил объяснение нового материала и подошёл к Серёжкиной парте.
– Серёжа, ты почему мои задачки не решаешь?
– Да я уже, Андрей Иванович, всё решил.
– Что?! Да этого просто не может быть! – буквально взревел своим густым басом поражённый Серёжкиными словами Андрей Иванович.
Он лихорадочно схватил листочки с решениями своих конкурсных задач и стал их внимательно изучать. Только минут через десять он смог говорить (Серёжке даже показалось, что у Андрея Ивановича волосы встали дыбом).
Андрей Иванович как-то странно посмотрел на спокойно сидящего за партой и ждущего решения своей участи Серёжку и, нервно теребя листочки, начал буквально орать на него:
– Серёжа! Да знаешь ли ты, кто ты такой?! Эти задачки победитель областной олимпиады решил за четыре часа, а ты... всего за полчаса!... Вот здесь ты применил математические методы, изучаемые только в высшей школе! Вот здесь ты сформировал и доказал оригинальную теорему! Если бы я не увидел всё это собственными глазами, я бы никому и никогда не поверил в это! Да разве твоё место в этом классе!!! – тут просто обезумевший Андрей Иванович начал кричать и на испуганных и молчащих Серёжкниных одноклассников. – Вы–то хоть понимаете, с кем вы сидите в одном классе?! Да ваш Серёжка просто гений математический! Нет, я этого так не оставлю!
(Уже и звонок прозвенел с урока).
Это был смертный приговор всем Серёжкиным врагам, всем этим привилегированным любимчикам женского, по преимуществу, педагогического коллектива.
На следующий день у Серёжи состоялась беседа в директорском кабинете с Иваном Михайловичем, Андреем Ивановичем, завучем Галиной Андреевной и Надеждой Владимировной. Это был мучительный, тягостный для всех разговор.
С одной стороны звучали серьёзные и убедительные аргументы, веские доводы и доказательства: «Ты должен поехать на Всесоюзную
математическую олимпиаду», «Нельзя зарывать такие способности в землю», «Я поговорю с твоим отцом, родители отпустят тебя и в Свердловск, и в Москву», «Ты даже не понимаешь, какие перспективы откроются перед тобой», «Мы все заинтересованы в том, чтобы ты участвовал в конкурсах и олимпиадах», «Честно говоря, за школьной партой тебе давно уже делать нечего», «Учиться ты должен в Москве. Там условия гораздо лучше»... Ну, и всё в подобном роде. С другой, то есть Серёжкиной стороны раздавались какие–то легковесные и малоубедительные отговорки: «Надо помогать родителям по хозяйству», «У нас, кроме меня, огород копать и сено косить некому», «Да я совсем не хочу быть математиком!», «Я хочу поступать на механический факультет в Челябинске. Это закрытый, секретный факультет. Там даже своя Вторая кафедра математики. Старший брат Юра уже учится там на третьем курсе. Он говорит, что там очень интересно», «Как чем я занят? Сейчас я занимаюсь теоритическим обоснованием проекта создания нового вида летательных аппаратов».
После последнего Серёжкиного «скромного» высказывания школьные педагоги посмотрели на него такими глазами, что Серёжа даже забеспокоился: Не сходят ли все они с ума?... Или, может быть, он сам уже давно не «математический гений», а самый обыкновенный претендент на койку в сумасшедшем доме?
Одним словом, все разошлись недовольные друг другом, кто–то даже проклинал в душе «этого упрямого безумца», который возвращался в свой класс и думал: «Ну, что они все ко мне пристают! Только с панталыку сбивают! Я же им не мешаю!».
...Да! Мы же с вами чуть не забыли рассказать о том, как происходило обсуждение (в педагогическом коллективе) «классического» Серёжкиного рассказа. Секретную информацию об этом Серёжа получил прямо из закрытых недр самого педагогического коллектива.
Оказывается, Александра Семёновна решила в очередной раз поразить коллег своей гениальной проницательностью и, прочитав в учительской Серёжино домашнее сочинение, язвительно–насмешливо спросила у других учителей: «Ну что? Разве может такой ученик написать такое сочинение?» ...И к её разочарованию в коллективе нашлись умные и действительно проницательные педагоги, которые решительно сказали: «Да, может!». Это были Галина Андреевна, Андрей Иванович и Надежда Владимировна. Впервые за многие годы в коллективе произошёл «педагогический» раскол. Возникли споры «шум и гам» окололитературный. Больше всех горячилась Надежда Владимировна, которая, в конце концов, так расстроилась, заплакала и ушла из учительской.
(Александра Семёновна! И вам не стыдно было? Ведь Надежда Владимировна в то время кормила своего малыша, и ей уж никак нельзя было волноваться, а вы... Да что вы, бездетные, за такой странный народ! Обожаете своих вонючих кошечек и собачек, восхищаетесь пёстрыми и глуповатыми попугайчиками и рыбками, а таких же, как вы сами Человеков, не любите и в упор не хотите видеть их проблем и страданий!... Ну погодите ужо!... Скоро в нашей стране к власти придут прямые потомки Русо–ариев, они не постесняются вышвырнуть со всех руководящих кресел бывших комсомольских шестёрок. Наше великое Государство повернётся лицом к Женщине–Матери, а вам, псинам бездетным, придётся ждать выхода на пенсию до 70–75 лет, каждый месяц вдобавок к подоходному налогу, платить ещё и 17–ти процентный налог на бездетность.
...Что, не нравится? Да вас же никто здесь не держит! Бегите на Запад! Там ведь ваши коллеги, американские псаки и европейские пяшки заключают браки уже с мушками–дрозофилами и телеграфными столбами!... Спешите и вы...).
(Всё, что написано выше (в скобках) не имеет никакого отношения к повести «Медальный звон». Мы извиняемся перед читателями за внезапную вспышку русского гнева. Так что вы не волнуйтесь... Мечи мы возьмём в руки немного позже, и рубить будем уж точно не ваши головы).
Дальше учебный год уже спокойнее, безо всяких инцидентов покатился по наезженной многолетним топтанием на месте колее к своему логическому завершению, а вот для десятиклассников ещё и к выпускным государственным экзаменам.
(Кстати уж... Это к предыдущему резкому выступлению автора против своих бездетных соотечественников. Ещё раз извиняемся за свои жестокие и чреватые инвективы... но оставляем их в силе. Что поделаешь, не привыкли мы сеять на головы сограждан промасленные и приятные всем панегирики. А дело объясняется следующим: Сергей Васильевич всю свою жизнь просто обожает женщин беременных, с колясками, с детьми. Он всегда первым бросается им на помощь. Именно им он готов отдать свою последнюю рубаху. Именно он первым по каким–то своим древним инстинктам бросится спасать горящих в огне или тонущих детей. И если он погибнет при этом, не вздумайте жалеть его. Это же Счастье, погибнуть за своё Будущее).