— Вы признаете вину в смерти предыдущего правителя Монтевидео? Вы признаете вину в покушении на режим правительства? — два риторических вопроса повисли в воздухе.
Повстанцы не отвечали. Понуро опустив головы, они стояли на коленях. Но преклонили их не сами — ищейки крепко наседали на них, стоя за спинами заключенных. Повстанцев не стали привязывать к металлическим столбам. В этом не было нужды, имея послушную и равнодушную биомассу в распоряжении.
— Так значит, вы не признаетесь? — Инженер развернулся к зрителям. — Что ж, вы сами видели этих страшных преступников, которые не связывают себя нормами морали. Псевдоправда для них важнее общественного благополучия.
Инженер замолчал, и раздался голос диктора на заднем плане, звучащий несколько гулко и отстраненно.
— Объявляется приговор, — прогрохотал равнодушный голос. Возможно, он принадлежал роботу. Возможно, запись была сделана задолго до казни. Ни один человек не мог остаться равнодушным, став свидетелем происходящего.
Молчание затягивалось. Драматическая пауза была выбрана специально. Среди повстанцев пробежал шепот. До последнего они верили в то, что их братьев и сестер не казнят. Но правительство не практиковало помилование. Подарив надежду, оно так же легко ее и отобрало.
— Смертная казнь.
Включились шумовые эффекты. Вряд ли посторонним зевакам дали бы посмотреть на казнь. Заранее записанные гневные выкрики в адрес повстанцев и неодобрительный гул заполнил собой все звуковое пространство, и Кейт даже показалось, что телевизор расколется на части, не выдержав такой сильной мигрени. Звукорежиссер, видимо, осознал оплошность, и громкость поубавил.
Инженеру принесли на шелковой подушечке кинжал. Включив режим лазера, Инженер взял его и дождался, пока края лезвия осветятся ярко-алым цветом, цветом еще не пущенной крови, а затем повернулся к повстанцам. Новый правитель Монтевидео наносил четко выверенные удары, и клинок входил через темя, выходя рядом с подбородком. Одно движение руки, почти незаметное даже при записи на камеру, приносило смерть одному из повстанцев. Принцип талиона вернулся в действие, обагряя бледные руки Инженера.
Он даже не стал их вытирать. И на его губах не появилось торжественной улыбки. Словно совершил будничный ритуал: почистил зубы, съел котлету, зашнуровал кроссовки… Лицо Инженера не выражало ровным счетом ничего, и это пугало.
— Так будет с каждым врагом режима, — произнес новый глава Монтевидео.
Трансляция завершилась.
В укрытии повстанцы молчали. По примеру своих предков, они устроили траурную церемонию. И начали ее с часа молчания.
Слова казались бы нелепыми. Ведь воспоминания о прошлом не вернули бы умерших. Им уже было все равно, что о них думали в мире. Мертвые сраму не имут.
Вспоминать добрым словом повстанцы и так стали бы. Но делиться своим горем друг с другом не могли. Так не было принято. В этой бесконечной гражданской войне, уносившей жизни, довольно быстро привыкаешь к потерям. Миришься не всегда.
Кейт перестала обращать внимание на калейдоскоп лиц. Мелькали новые мордашки, потом пропадали с горизонта. Порой их имен она не могла вспомнить… Герои, убитые в тот вечер, были другими.
Кейт видела смерти и раньше, но изощренная казнь, показанная по телевизору и собравшая миллионы просмотров по всему миру, выделялась среди них, став катализатором жгучей ненависти. Дикарка решила во что бы то ни стало стереть ухмылку с бледных губ правителя Монтевидео, а затем показать его отрубленную голову в прямом эфире. Чтоб неповадно было глумиться над людьми, сохранившими в себе черты предыдущих поколений.
Неверный свет люминесцентных ламп отбрасывал тени на металлический стол, сплетаясь в причудливые фигуры. Порой они дрожали и трепетали, будто порывались угнаться за людьми, к которым цеплялись невидимым клеем. И вот тени задрожали и заплясали, будто бы давая Кейт знак, понятный лишь им, темным силуэтам, да Дикарке. Девушка развернулась, перекинув ножки через скамейку. Перед ней стоял подвыпивший Рауль, пускавший слюни. Пахло от него как от тушки, провалявшейся неделю в закрытом чулане.
— Ты все равно будешь моей, — произнес он, причмокивая. Глаза сузились до размеров горошин, губы же надулись, готовые вот-вот лопнуть.
— Проспись, похотливая обезьяна, — положив ладонь на лоб обидчика, Кейт резко толкнула парня назад.
Тот жалобно заскулил, ударившись о скамейку. Тут же к нему подбежали его дружки, находящиеся в лучшем состоянии.