— Да, а ты как догадался?
— Так выбор не большой. Либо рис, либо лапша.
Павел, не мудрствуя лукаво, заказывает тоже самое, только с двумя бифштексами. Цены в ресторане меня лично радуют, по сравнению со столовками наценка всего 20 %. Мне обед с пивом обошелся всего в два рубля.
Бутылки и толстые пузатенькие кружки нам принесли быстро, горячее пообещали приготовить минут за 20. Сидим пока, просто прихлёбывая живительную влагу. Я продолжаю «воспоминания о будущем» и за полчаса, перемешивая исторический экскурс с анекдотами, излагаю всю дальнейшую историю.
…
— Да, Интересно поёшь. — Пашка от обилия информации и от её необычности подустал, — С одной стороны, поверить я в такие рассказы не могу в силу их антинаучности, а с другой вроде бы столько деталей реальных, узнаваемых…
— Слушай, предположим, что Вселенная заполнена всеми событиями, какие в нашей части были, есть, будут и даже могут быть. Точка «настоящего» всего лишь выявленная для нас часть этой вселенной. Сделав такое допущение, можно объяснить перескакивание из будущего в прошлое.
— Допустим, я принимаю твою гиппопотезу [66]. Тогда следующий интересный вопрос. Ты реально считаешь, что сможешь что-то изменить в этом мире? Ты же, как и я, еще никто и звать тебя никак. Что ты можешь? Вот я, например не представляю, как можно было бы убедить партаппаратчика отказаться от карьеры ради хоть чего. Ведь для того, чтобы не дать осуществиться такому сценарию надо либо напугать, либо соблазнить. Как это сделать ты представляешь?
— Нет, я Паш, тоже не представляю. Ты сейчас всё правильно говоришь. Я сюда попал внезапно, придумывать, ничего не придумывал, играть приходится с листа. Пока вот изобрёл клуб любителей современной музыки. Может, слышал? Мы на базе Дзержинского райкома комсомола устроили такой мощный сейшн. В декабре был первый вечер. Стены дрожали! Дальнейшее зависит от того, как власти будут реагировать. Пока, на низовом уровне, поддерживают.
С музыкой у меня тут замыслы имеются. Кроме этого я печатаюсь в молодёжной прессе. Собираюсь вот в МГУ поступать на журфак, чтобы попробовать переориентировать идеологическую работу в нужном направлении. Время у нас пока еще есть. Запас лет десять, может пятнадцать. Против союза коммунистов и империалистов никто, конечно, не устоит, но может быть удастся направить реформы в более подходящее направление.
— Ой, да скажешь тоже! Журналист сворачивает страну с гибельного пути. Ха-ха-ха! — Они же пишут только то, что им разрешат.
— Ты, дружище, опять прав, но что-то надо делать. Что бы ты делал на моём месте?
— Хе, однако, это сейчас попахивает антисоветской провокацией. Ты, Борис, потише бы вещал, мы же всё-таки в публичном месте…
О! Гляди, кажется, наши бифштексы несут. Пока их жарили, мы пиво то уговорили. Так что, надо бы еще по бутылочке. Качество еды, конечно, оставляет желать, как говорится, но пиво годное.
— Девушка! Еще нам по бутылочке, будьте любезны. — Это Павел уже переключился на шествующую в нашем направлении даму с подносом.
— Ты прав, пора завязывать, пока нас не засеки бдительные товарищи и не сдали во внутренние органы. Ты расскажи, чего тебя в Суриковку потянуло. С тем же эффектом ты можешь закончить новосибирский худграф. Заметь, ни Леонардо, ни Рембранд, ни Шишкин с Куинджи вообще никаких академиев не кончали.
— Дык, ты скажешь тоже! Они же жили в дикие времена, когда еще не у каждого человека хвост отвалился, а половина человекообразного населения вообще с пальмы не слезла. Сейчас время совсем другое, без академического образования никуда. Самоучки сейчас не в цене. Даже такой анекдот вспомнился.
Разговор плавно перетекает в обмен анекдотами, благо, что Павел их знает огромное множество.
— Ладно, давай будем рассчитываться, и по полочкам пора, что-то меня с пива в сон потянуло.
— Борь, а ты в Москве, где жить будешь? А то, может, вместе будем со столицей знакомиться? Я в первый раз туда еду. Кстати, есть чем писать, я тебе тёткин телефон оставлю.
— Жить я буду у однополчанина отцовского, где-то в Грузинском переулке. Хороший район до красной площади полчаса пешком или на метро две станции от вокзала. А ты где остановишься?
— Тётка тоже где-то в районе Белорусского. Знаешь такую улицу — Скаковая?
— Нет, первый раз слышу. Ничего, на вокзале справочную найдёшь, и там тебе всё напишут за 20 копеек.
— Ладно, давай расплачиваемся и по каютам.
…
Москва встречала нас заметным морозцем. Справочное бюро открывается только в 8.00, поэтому сидим и ждём в зале ожидания. Мы купили по карте Москвы и теперь пытаемся сообразить, где находится дом его тёти. Судя по карте, её дом стоит на пару кварталов севернее Белорусского вокзала. Считай, что по соседству жить будем.
ГЛАВА 17. ТАМ ГДЕ ПЕХОТА НЕ ПРОЙДЁТ
Дорогу от Белорусского вокзала до Грузинского переулка я знаю хорошо. Во времена работы в науке было у меня несколько командировок в Минсельхоз РСФСР, здание которого где-то там и размещалось.
Иду, скользя, вдоль Грузинского Вала, народу на улице неожиданно много. Похоже, на днях была оттепель, и теперь, когда ударил мороз, вся московская грязь замёрзла буграми и колтунами, а сегодня всё это безобразие ещё и снежком припорошило. У девятиэтажек начинается Грузинский переулок. Мне нужен дом номер 12, это, кажется, как раз следующая панелька. Считай, что пришёл. Интересно, как выглядит бывший бравый командир экипажа дальнего бомбардировщика? Время без четверти девять, уже вполне нормально ломиться к незнакомым людям.
— Дз-з-з-з-з, противно дребезжит звонок. Я стою на лестничной площадке третьего этажа перед дверью, обитой коричневым коленкором. За дверью слышатся уверенные шаги, затем щелчок щеколды. Дверь распахивается передо мной.
— Ну, вот ты каков, сынок Мусаиба. Заходи, заходи, нечего на пороге стоять.
— Здравствуйте, Николай Иванович! От мамы с папой вам большой и горячий привет и поздравления с наступившим Новым годом!
— Ты давай, проходи, хватит тут политесы разводить. Сейчас сядем за стол, вот тогда и будешь рассказывать. Да смотри, с подробностями. Что. Зачем. Почему.
Хозяин, крепкий моложавый мужик в генеральских бриджах и белой майке, с начисто выбритой квадратной челюстью и совершенно седыми редкими волосами, зачесанными назад.
— Антонина Спиридонна, ты как? К торжественному завтраку готова?
— Готова, готова, балабол старый. — Раздается грудной женский голос с кухни. — Боря раздевайся, мой руки и ступай на кухню. Всё уже на столе.
Бросаю рюкзак в прихожей, куртку на свободный крючок, разуваюсь и шагаю в ванную. Пять минут, и я сижу за столом в светлой и чистой типовой кухоньке. Передо мной на столе классический гранёный стакан горячего чаю с лимоном, а посреди стола возвышается большое керамическое блюдо с горкой пирожков. Рядом притулилась миска со сметаной и электрический самовар по последней моде стилизованный под старину. Я тоже достал гостинец.
— Наша сибирская смородина сорта «Чемпион», попробуйте, она, конечно, не такая ароматная как с куста, но всё равно. Консервирование без горячей обработки, только ягода и сахар. Говорят, все витамины сохраняются.
Разговор перескакивает с погоды на последние спортивные события. Потом на политику. Я вспоминаю про первый полёт Ту-144.
— Николай Иванович, а вы слышали, что дней десять назад наш сверхзвуковой Ту-144 первый пассажирский полёт совершил?
— Во-первых, это был не пассажирский перелёт, а всё-таки только почтовый, во-вторых, после катастрофы в Ле-Бурже наши руководители не верят никому. Ведь это же надо так нам подгадить! А в-третьих, ты это откуда узнал?
— А что? Кто-то всё-таки диверсию устроил? Я читал, что там какая-то камера у кого-то выпала, попала и что-то там сместила… Последний вопрос хозяина я игнорирую. Чёрт! Неужели опять проболтался,…