— Я завтра расспрошу. Александр Семёнович, как вы думаете, мы за полчаса управимся? А то мне завтра к восьми на работу. Я же тут «ночным директором» подрабатываю. Завтра дежурство.
— Думаю, что успеешь, в крайнем случае, я тебя отпущу, сам всё решу, тебе придётся мне довериться.
— Это как раз не вопрос, я же знаю, что вы честный человек и не обманете бедного студента. — Следует секундная пауза, Я думаю, что разговор окончен, но Борис продолжает:
— По деньгам вы уже о чём-то договорились? Мне же надо будет мужиков как-то ориентировать.
— Пока нет. Я вообще не помню, чтобы через Худфонд подобные заказы проходили. Думаю, что просить надо не меньше тысячи.
— Хорошо, так и будем ориентироваться.
В приподнятом настроении еду по сумеречному городу в свою мастерскую. Меня ждёт незаконченное полотно. Незаконченное, потому что мне не хочется его заканчивать. Это же такое тонкое удовольствие ощущать скольжение кисти по холсту, наблюдать яркий трепещущий мазок, чувствовать, как в душе просыпаются воспоминания о прекрасном крае под названием Гурзуф. Сразу на языке появляется вкус кокура, в ушах — звук морского прибоя и крики чаек, шёлк женской кожи под пальцами. Удивительное блаженство промозглым ноябрьским вечером с помощью кистей и красок воскрешать столь чудесные мгновения. А как же хороша была та брюнеточка…
В кабинете рисунка на третьем этаже шторы были задернуты почти всегда, чтобы свет с улицы не мешал нужному освещению выставленных учебных натюрмортов.
На плоском параллелепипеде стоят гипсовые геометрические тела — конус, куб и шар, рядом лежит шестигранная призма. Все фигуры довольно старые, немного побитые, сильно заляпанные студенческими пальцам. Сверху на композицию падает ярких свет двух двухсотваттных ламп софитов. Направленный свет уничтожает тени, как собственные, так и падающие. Нам важно отследить и правильно изобразить перспективные сокращения всех граней. Скукота страшная! Если бы не Людвиг Карлович, то можно было бы и немного вздремнуть, опершись о мольберт. Вон, Меньшиков уже ухом рисует. Я тычу его карандашом в бок. И сдавленным шёпотом:
— Не спи! Замерзнешь!
Меньшиков открывает глаза и также сдавлено в ответ:
— Отвали, Годик, я не сплю, я так перспективу строю…
На перерыве подваливает ко мне второй Борька нашей группы, тот который Рогов. Весь такой деловой и дико серьёзный. Так и хочется ему саечку [102] сделать. А Рогов продолжает:
— Вова, есть тема, как заработать немного денег. Тебе интересно?
— Деньги, это интересно, денежки я люблю. — Я со своего места поднимаю на него взгляд и смотрю поверх очков — Что делать надо?
— Кирзаводу надо оформить автомобиль для демонстрации. Автомобиль УАЗ-«буханка» с трех сторон надо будет закрыть, а над крышей какую-нибудь фанерную фигню придумать. Всё покрасить в красный цвет, расписать лозунгами, ну вот как-то так. За сколько бы ты взялся всё это дело соорудить. Они сами не знают, сколько это может стоить.
— Фанера, брусок, краски, кисти — за мой счёт?
— Да, заказчик не хочет вообще с этим возиться, но пустим отдельной строкой. Как же это называется? Забыл я. Когда на свои деньги покупаешь, а потом бухгалтерия тебе эти деньги возвращает.
— Это называется — «приобретение по копии чека» — напоминает мне Годик. — Тогда, как раз получается, что не за наш счёт, а за счёт заказчика. За наш было бы, если бы всё входило в одну сумму. А так без учета материалов я думаю, за три косаря можно было бы взяться.
— Годик, ты что!? За три! тысячи! — Борька от удивления аж глаз выпучил.
— Косарь это не тысяча, это сотка, молодёжь безграмотная, всему вас учить надо. Тысяча это «штука» или банковсковская упаковка из ста червонцев.
— Триста это нормально. Буду говорить с клиентом, исходя из этой суммы. Только, Годик, давай, ты не будешь трындеть на эту тему, а то у нас в стране такой подход не поощряется, мягко говоря.
— Ладно, молчок, зубы на крючок — я жестом показываю, как зашиваю себе рот.
Тут же Минерт призывает нас к порядку, а Борька возвращается к своему мольберту. Он почему-то любит рисовать стоя. Не понимаю я, что за радость четыре часа на ногах стоять.
А предложение и в самом деле очень даже неплохое. Даже если ему скостят до двухсот. Я за две недели сделаю, это к бабке не ходи. Если так пойдёт, томожно будет с общаги съехать, снять домик в частном секторе, там мастерскую развернуть… Что-то я рано размечтался…
Однако мысли о возможном заработке не покидали меня целый день. Я еле дождался утра, прибежал раньше всех на историю искусств. А Борька, гад, появился только на перерыве. Поманил меня пальчиком, наглец, и мы разместились за последним столом.
— Всё на мази! Договорился на 350, но придётся оформить трудовой договор на меня. Из этих денег 13 % подоходный, из оставшихся 10 % мне, 10 % мужику, который от завода заказ курировать будет. Тебе остаётся 240. Согласен?
— А что нельзя было включить все эти проценты в общую сумму? — Я изображаю возмущение. — Надо было внимательно всё посчитать, а ты, наверное, только подоходный прибавил и на этом успокоился. Так?
— Нет, не так! Я зарядил для начала вообще четыреста, но пришлось согласиться на триста пятьдесят. Тут уж так, либо ты получаешь свои двести сорок, либо ничего не получаешь. Жадничать не хорошо, как наш Павлов говорит, это не по комсомольски, — и ухмыльнулся хитро. У! Деляга!
— Да, согласен я и на эти копейки. Когда аванс будет?
— Прямо завтра. Я тебе скажу куда подъехать, там договор напишешь, аванс получишь и вперёд. Только хорошо надо сделать! Обязательно, перед тем как в материале воплощать, мне эскизы покажи.
— Да, ну тебя нафиг, кто ты такой вообще? Нет уж, давай ты не будешь лезть в мою кухню. Знаешь сколько я таких демонстраций уже нафигачил? Ты же ещё ни одной халтуры не сделал так, что давай адрес и отваливай, не учи отца и баста.
— Годик, учти, если сорвёшь, больше заказов не получишь.
— Ну и фиг! Напугал ежа голой жопой! Всё будет чики-пуки.
Через две недели во дворе заводоуправления «ЗСМ-7» можно было наблюдать странное сооружение в виде большого красного «кирпича» с белыми крупными рублеными буквами: — «Слава Великому Октябрю», углом в большой «кирпич» врезан белый поменьше, типа — силикатный. Грани украшены панно из черно-белых крупнозернистых фотографий, солдат, матросов, красногвардейцев. Даже строку Блока можно разглядеть при желании «Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг!». В целом смотрится неплохо.
Тришин ради интереса тоже появился для «освящения» атрибутики от Худфонда и НОСХа. Он тоже остался доволен. Даже подошел ко мне, поздравил с успешно выполненной работой, пожелал персональных выставок. Короче, Вовик Гайданский молодец!
ГЛАВА 12. НАША ДАЦЗЫБАО
К осени 1976 года Володя Каплин сделал карьерный рывок. Во-первых, он защитил диплом и получил звание «инженера-экономиста АСУ». Теперь его на кривой козе не объедешь! В Дзержинском райкоме его инструктора его двинули в заместители завсектора пропаганды. Понятно, что комсомол это тупиковая ветка и через пару лет надо будет переходить на партийное направление, но делать это с более высокой должности всегда проще.
Каплин шёл по коридору старого здания, погружённый в мечты и грёзы. Что-что, а мечтать он любил. Особенно хорошо мечталось на тему карьерной лестницы.
— Надо в этом году в партию вступить. Владимиров наверняка мне рекомендацию напишет. Кто вторую даст? Вопрос пока открытый. Может тот мужик из Райкома, что тоже агитацией занимается. А что? Он вроде не занудный, я ему плохого ничего не сделал… Нет, всё-таки это дело не этого года, а скорее следующего. Вот после Нового Года и начну его подготавливать. Под это дело хорошо бы было еще и с какой-нибудь инициативой выступить. Может всё-таки двинуть газету?