Рэкс повернулся к герцогу и высказал свои мысли вслух:
— Попробуй только мы забрать Саймона у этих безумцев — и нас растерзают в считанные секунды.
— Я знаю, — подавленно согласился де Ришло. — Я рассчитывал на то, что они не все время будут держаться единой массой. Тогда нам, возможно, удалось бы улучить момент и увести его прежде, чем спохватятся остальные. Но сейчас я в совершенной растерянности. Если мы атакуем их, нам не выйти из этой низины живыми. Нам слишком много известно. А эти выродки, скорее всего, даже обрадуются представившейся им возможности совершить в такую ночь человеческое жертвоприношение перед чудовищем на камнях.
— Навряд ли они решатся на убийство, — недоверчиво прошептал Рэкс.
Де Ришло покачал головой.
— Кровавое жертвоприношение — древний магический обряд. Вспомните об убийстве Осириса и Адониса, о культах Мексики и Перу.
— Но это всего лишь языческая жестокость.
— Не совсем. Кровь — это жизнь. Когда проливается кровь животного или человека, в атмосферу выпускается энергия. Если кровь пролита внутри особым образом приготовленного круга, то эта энергия может быть уловлена, сохранена или передана в нужном направлении — точно так же, как в современном мире используется электричество.
— Неужели они осмелятся принести в жертву человека?
— Все зависит от того, какую именно форму проявления зла они хотят привнести в наш мир. Если это война — они постараются умилостивить Марса, предложив ему ягненка, если разврат и необузданная похоть — зарежут козу, и так далее. Но человеческое жертвоприношение — наиболее действенное и универсальное средство. Не забывайте, что сейчас все эти несчастные существа около озера едва ли могут называться людьми. Их ум помрачен, и они мыслят подобно ведьмам и колдунам средневековья.
— О, черт побери! — простонал Рэкс. — Мы просто обязаны вытащить отсюда Саймона. Любыми средствами.
Получив последний поцелуй, козел повернулся, и на сей раз у него между копытами был зажат деревянный крест длиной около четырех футов. Он резко взмахнул им и яростно ударил о камень. Крест разломился надвое, и человек с кошачьей маской на голове, вероятно, выполнявший функции главного жреца, поднял обе половинки. Нижнюю часть креста он бросил в толпу, немедленно растоптавшую его в щепки, а верхнюю воткнул, распятием вниз, в землю, перед козлом. Этим завершилась, по-видимому, первая часть обряда.
Сатанисты заторопились к столам. Ни ножей, ни вилок, ни ложек или стаканов не было и в помине. Они по-звериному хватали руками пищу с серебряных тарелок и жадно засовывали ее себе в рот, пили вино прямо из горлышек бутылок и обливали им свои домино и все вокруг. Никто из них не вымолвил ни слова, все совершалось в зловещем неестественном молчании, напоминая ожившие образы рисунков Гойи.
— Подползем ближе, — прошептал герцог. — Пока они заняты обжорством, нам, быть может, удастся схватить Саймона. Если он отойдет от них хотя бы на несколько шагов в сторону, немедленно нокаутируйте его. И никаких препирательств с ним.
Рэкс и герцог поползли вниз по склону холма и притаились не далее чем в двадцати ярдах от столов. Трон, на котором восседал гигантский козел, находился в пятнадцати ярдах дальше, и света от пламени горевших свечей было достаточно, чтобы узнавать участников обряда, несмотря на их маски и домино.
Саймон, словно превратившись в животное, подобно всем остальным, что-то жадно глодал, а затем неожиданно выхватил из рук стоявшей рядом женщины бутылку с вином, вылил большую часть содержимого на нее и на себя и залпом проглотил остатки.
На несколько мгновений Рэкса вновь охватило чувство, что ему снится кошмар. Казалось невероятным, что их хорошо воспитанный друг мог вести себя подобным образом. Но это был отнюдь не кошмар. Сохраняя странное, жуткое молчание, сатанисты более получаса продолжали беспорядочно драться, падать, подниматься и вновь схватываться друг с другом, словно стая свирепых собак, пока, наконец, столы не были опрокинуты и вся земля вокруг них не стала усеяна остатками пищи, костями и пустыми бутылками.
Наконец едва державшийся на ногах Саймон сделал несколько неверных шагов в сторону от беснующейся толпы и рухнул на траву, закрыв лицо руками.