Но у меня хватало и собственных тревог. Спасибо сестре, теперь все сочтут, что я хочу побороться за наследство. Номинально я тоже имею право, хотя едва ли оно поможет мне стать на один уровень с остальными. Потому что я ненавижу семейный бизнес.
Мне было восемь, когда меня впервые взяли в путешествие. Как я об этом мечтала! Нельзя расти в таком доме, как наш, и не заболеть лихорадкой странствий. По крайней мере, так считалось до того, как появилась я. Но едва ли я отличалась от других маленьких Грэмов. Так же, как и поколения моей семьи, я слушала истории о далеких странах и дивных народах, бродила по галереям, где со стен мне улыбались вереницы Проводников. Женские, мужские лица - все те, кто, смеясь, лез в горы, нырял на дно океана, взлетал на воздушном шаре к прозрачным небесам. Там не будет только одного лица - моего.
От воспоминаний меня отвлек шум за окном - как будто ветка стучала в окно. Вот только у меня за окном не растет ни одного дерева, если только кто-то не посадил на вымощенной плиткой веранде саженец быстрорастущей секвойи.
Отодвинув занавеску и увидев за стеклом бледное лицо своего знакомца, я поспешила открыть окно. По собственному опыту я прекрасно знала, что осенние ночи мало подходят для того, чтобы сидеть на холодном парапете в легкой одежонке.
Не тратя времени на расспросы, я втащила мальчишку в комнату и усадила перед растопленным камином. Оценила испуганный вид и сунула в руки коробку с помадками.
- Ты точно добрая. Я не ошибся, - сказал мне нахальный малыш и зашелестел фольгой.
- Лучше скажи, как ты меня нашел, - я сняла с кровати теплый плед и закутала в него моего визитера.
- Кто не знает, где живут Грэмы, - пожал плечами мальчик и, опережая следующий вопрос, добавил: - Там, за окном, твоя коробка. Подписанная, кстати.
Понятно. На парапете и правда стояла моя несчастная картонка. "М. Грэм" - значилось на ее боку. Могла и не переживать, что оставила ее в дилижансе - любой бы не побрезговал возможностью заглянуть в наш особняк даже с таким мелким поводом, как возврат шляпки, вот моя родня бы позабавилась.
Значит, я все-таки должна сказать спасибо своему попутчику.
- И надолго ты ко мне в гости? - уточнила я.
- Пока не найду местечко получше. Хотя у тебя неплохо.
Комната у меня была действительно уютная. Небольшая, зато обставленная любовно собранными предметами мебели. Что-то я нашла на чердаке, что-то переделала сама, а красивых белых птиц под потолком долго клеила из листов бумаги, которую стащила у отца. Разноцветные карты на стенах и шкура тигра перед камином добавляли атмосфере привкус экзотики. В такой комнате могла бы жить Проводница. Но здесь жила всего лишь я.
- Может, все-таки расскажешь, от чего бежишь? - резко спросила я. Он не ожидал, подавился помадкой. Я выхватила одну из коробки и снова восхитилась ее нежным тающим вкусом.
- Меня отправили в интернат, - вдруг отрывисто произнес мальчик и повернулся ко мне. Я уселась на шкуру и приготовилась слушать. Это у меня всегда получалось хорошо.
- Я живу у тетки, - начал свою историю мой гость. - Я и два моих двоюродных брата. Один, правда, учится в академии на моряка, а младший, Джерри, и я - мы помогаем по хозяйству. У тетки маленькая ферма, так что дел всегда невпроворот.
Значит, сирота. Мне сложно такое представить. Даже такой оторванный ломоть, как я, всегда мог рассчитывать если не на помощь, то хотя бы на какую-никакую поддержку. Пусть даже из чувства семейной солидарности.
- Недавно дела пошли на лад, и тетя решила нанять работников. Один из них, Монк, быстро стал всем заправлять и даже женил на себе тетку. Теперь он решил избавиться от меня - я ему, видите ли, мозолю глаза своей умной физиономией! Короче, меня обрадовали, что я зачислен в интернат Святого Лаврентия. Я так обрадовался, что в ту же ночь сбежал.
Я не могла осудить юного беглеца. Об интернатах можно сказать мало хорошего, и уж меньше всего об интернате Святого Лаврентия. Острые треугольники лиц над черными одеяниями - такими я запомнила интернатских детей. Грэмы никогда не чурались благотворительности, положенной им по статусу, так что время от времени мать или бабушка, соблюдая негласные правила, совершали необходимые визиты и выделяли строго определенную сумму денег на нужды сиротских домов и приютов. Не уверена, что это сильно меняло дело.
Было ясно, что нужно что-то предпринять, но что? В Гринвилле у меня почти не было знакомых, исключая мою семью, а таких, на кого можно было бы положиться, было чуть меньше одного, при этом речь шла о старом и давно демонстрировавшем признаки маразма учителе рисования, с которым нас когда-то сплотило светлое чувство любви к лимонным эклерам. Понимая, что больше мне, по сути, не к кому обратиться, я решила на следующий день навестить старика и заодно проверить возможность передачи ему на поруки юного беглеца.