Мартинес объявляет получасовой перерыв. Он просит меня с Робертсоном пройти к нему в кабинет.
— Ваша аргументация звучит на редкость убедительно, Джон, — говорит он. — Но если она действительно тогда солгала, значит, четверо невиновных парней должны умереть. Неужели кто-нибудь из нас готов взять такой грех на душу?
Он оборачивается ко мне.
— У вас есть какие-нибудь другие свидетели, другие улики, что-нибудь такое, что можно было бы представить в подтверждение своей позиции?
Читай между строк, тем самым как бы говорит он. Ты — молодчина, помог властям штата, но, если хочешь, чтобы я тебе помог, придется представить что-то еще. Если это все, то шансы у тебя ничтожны, я не могу пойти против окружного прокурора после того, как тот представил столь убедительные аргументы.
Прежде чем я успеваю ответить, раздается звонок телефона. Взяв трубку, Мартинес несколько секунд слушает.
— Да, это так, — говорит он, отвечая на какой-то вопрос.
Зажав рукой трубку, он бросает на нас взгляд.
— Губернатор, — тихо говорит он.
Затем снова прикладывает ухо к трубке.
— Да, я знаю, — после долгой паузы говорит он. — Я целиком и полностью отдаю себе отчет в том, что они спасли жизнь людям. Согласен — они заслуживают снисхождения. — Он слушает еще несколько секунд, потом качает головой. — Нет. Я не стану заходить настолько далеко, чтобы утверждать, что они невиновны, не буду этого делать даже в частной беседе с вами. Возможно, они и виновны, доводы, представленные против них, выглядят достаточно обоснованно и убедительно. Но я склонен согласиться с вами в том, что при малейшей возможности, при малейшем сомнении в том, что свидетельница, возможно, раньше лгала, они заслуживают, чтобы им был дан еще один шанс.
Он слушает еще несколько секунд.
— Так я и сделаю, спасибо. Положив трубку, он смотрит на нас.
— По мнению губернатора, они заслуживают того, чтобы можно было усомниться в правомерности предъявленных им обвинений.
— Хорошо, если бы еще было, в чем усомниться! — отвечает Робертсон, не желая сдаваться без боя. — Губернатор вправе думать так, как считает нужным, однако закон есть закон и его надо соблюдать.
Вот ублюдок, упрям как осел! Во что бы то ни стало хочет поставить на своем!
Мартинес окидывает его холодным взглядом.
— Я отдаю себе отчет в том, что закон надо соблюдать, — бесстрастно отвечает он.
Приходит письмо от начальника тюрьмы, выдержанное в хвалебных тонах. Затем в аналогичном духе высказываются все восемь охранников и три женщины. Рокерам и особенно Одинокому Волку они обязаны жизнью.
— Когда я был у себя в кабинете, мне звонил губернатор, — объявляет Мартинес. — Открытое судебное слушание возобновляется. Он просил меня принять максимально возможное участие в судьбе этих людей, которые помогли предотвратить то, что обещало вылиться в серьезную трагедию. — Сделав паузу, он бросает взгляд в сторону, поверх голов собравшихся. Затем продолжает: — Я поблагодарил его за совет и поддержку, но напомнил, что в своих решениях я должен руководствоваться законом. И ничем другим. Он понял, что я имею в виду. — Мартинес склоняется над нашим письменным изложением обстоятельств дела, затем поднимает голову.
— Прошу принять во внимание, что я не питаю каких бы то ни было недобрых чувств ни к вам лично, ни к вашим подчиненным, ни к сотрудникам полиции.
В сущности, анализируя имеющиеся у нас на рассмотрении улики, я полагаю, что новое жюри присяжных на новом процессе придет к тем же выводам, что и прежнее. Однако при сложившихся обстоятельствах я считаю, что будет лишь уместным в интересах правосудия дать этим людям возможность повторного судебного разбирательства их дела, поскольку, если есть хоть малейшая вероятность того, что в ходе первого процесса имело место лжесвидетельство, простая справедливость вынуждает нас снова рассмотреть дело.
Следовательно, мы удовлетворяем ходатайство обвиняемых о проведении слушания по рассмотрению улик и постановляем, чтобы дело было направлено на повторное разбирательство на основании первоначально предъявленных обвинений.