Меньше всего в жизни мне хочется ехать в Западную Виргинию, это же у черта на куличках!
— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. — Я протягиваю руку к блокноту и карандашу. — Начнем с начала. Как его зовут?
Его зовут Скотт Рэй. Он бродяга, уже не то три, не то четыре месяца находится на территории района, подотчетного шерифу Дженкинсу. Ведет себя в общем нормально, может, больше чем нужно интересуется девочками, но ничего плохого за ним не водится — так мне говорят, я делаю пометки в блокноте. Некоторые женщины находят его весьма привлекательным, хотя большинство здешних мужчин считают, что он слишком уж выпендривается, не надо забывать, что здешний трудовой люд придерживается консервативных жизненных взглядов.
Дело в том, что Рэй увлекся религией. Он считает себя последователем преподобного Ройбена Хардимана. Преподобный Хардиман снискал в наших краях довольно хорошую репутацию, рассказывает Дженкинс. Это на редкость обаятельный проповедник, врачеватель людских душ, знахарь, лечит он больных молитвами и наложением рук, и равных ему нет даже в южных районах Западной Виргинии, где таких знахарей и врачевателей людских душ пруд пруди. Это диковатый на вид сукин сын, сорока — пятидесяти лет, сколько ему на самом деле, никто не знает, живет в горах, в окружении своей паствы, состоящей из горцев, которые работают не покладая рук. Словом, речь идет об одном из тех по-настоящему пылких проповедников, которые способны убедить кого угодно так, что он сам обратится к Богу за спасением души. В чем-чем, а в пылкости этому Хардиману отказать нельзя при всем желании.
Так вот, Скотт Рэй каким-то образом оказался в горах, где находится церковь Хардимана, и увлекся религией. На полном серьезе. А теперь он хочет встать вровень с Иисусом Христом, для чего ему нужно исповедаться во всех своих грехах. А самый большой грех, который он взял на душу, заключается в том, что он убил Ричарда Бартлесса в Нью-Мексико и не может допустить, чтобы невинных людей казнили за преступление, которого они не совершали.
— Вот что он рассказал. Как по-вашему, есть тут что-нибудь стоящее? — спрашивает Дженкинс.
Черт! Единственное, в чем я уверен, так это в том, что волнение мое как рукой сняло. Что касается признаний под воздействием религиозных верований, способности человека к перевоплощению и всякого рода знахарству, то я склонен верить в это примерно так же, как и во вложение капиталов в недвижимость на болотах Флориды.
— Сомневаюсь. Признания, сделанные под влиянием сиюминутных душевных порывов…
— Ну да. Я понимаю, о чем вы. И все же… Молча я жду, что он скажет.
— И все же…
— Ну, не знаю. Просто иной раз… возникает предчувствие. Вы понимаете, что я имею в виду?
Сьюзен берет мне билет на самолет до Западной Виргинии, с остановкой в Далласе, штат Техас. Еще один ложный след, я уверен, но ничего не поделаешь. Я все-таки решаю лететь. Приходится.
3
Рэли (штат Западная Виргиния) расположен примерно в двух часах езды от столичного Чарлстона, где приземляется мой самолет и где я беру напрокат заказанную «эвис-тойоту». Местность, по которой я проезжаю, довольно живописная, кругом холмы, лесистые вершины гор и хребты. Маленькие городки по дороге знавали в прошлом лучшие времена. Холодно, весна еще не наступила, повсюду поверх промерзшей глины снежные сугробы. У прохожих, которые временами попадаются мне на улицах городов, бледные, измученные лица, они кутаются во фланелевую и шерстяную одежду, в несколько слоев, укрываясь от пронизывающего, сырого ветра. Много лет назад, вернувшись из Вьетнама, еще до поступления на юридический факультет, я путешествовал по Югославии и Северной Греции. Лица людей, которые я вижу здесь, напоминают мне крестьян, живших там, в горах, только они еще более изможденные. Судя по их выражению, оптимистов тут нет.
Городок Рэли, административный центр округа, похож на остальные населенные пункты, как и они, раскинулся он на холмах, как и они, помечен серостью. Если ты всю жизнь проходил по этим улицам, значит, Бог наградил тебя сильными ногами. Я захожу в одно из местных кафе, чтобы подкрепиться перед тем, как дать инструкции шерифу и его подчиненным. Сидящие там люди, все пожилые, переводят на меня взгляд. Уверен, у них тут бывают посетители, но не такие. Я слишком хорошо одет, моя одежда слишком плотно прилегает к телу, кожа у меня слишком загорелая. Защитного цвета брюки, свитер с высоким завернутым воротником, теплая куртка и кроссовки — все это более высокого качества, чем то, к чему здесь привыкли. Куртка с капюшоном, подбитая патагонским мехом, возможно, стоит дороже, чем любая одежда в лучшем городском магазине мужского платья. Тем ребятам и девчонкам, которые хотят носить классные, стильные вещи, жизнь здесь — большая проблема. Решая ее, они вынуждены без конца переезжать с места на место.