Пули свистят не страшней тяжелых снарядов. И вообще, для русского моряка ходить в штыковую — нормально. Бирилев ходил, десять пушек взял на штык под Севастополем. Вот рядом рухнуло знамя… кто-то поднял.
— За мной, за мной! В штыки!
Борегар рассказывал про Булл-Ран — первую битву, в которой с обеих сторон сражались неопытные, неорганизованные армии. Если наступающие остановятся, значит, побегут. До штыков не дойдет, но если янки покажут тыл, тогда и настанет пора стрелять. В спины. А пока… Знамя упало. Рядом — инерция сильного тела. Офицер — на вороте по звезде с каждой стороны — бросает поводья, ловко соскакивает с коня. Сущий кентавр!
— Генерал говорит — ваша бригада покрыла себя славой. Наступаете, как ветераны…
Подхватывает знамя, сообщает:
— Майор Тарлтон. Откомандирован в ваше распоряжение…
И падает навзничь. Шелк опадает вслед за ним, к древку не тянется ничья рука… Если его никто не подхватит, бригада побежит. Пока люди видят знамя бригады — они идут за ним. Без знамени останутся сами по себе. Отдельные полки, роты, солдаты. И им станет куда труднее делать шаг в бесконечность, пропитанную тающим на лету снегом и пулями.
Древко словно само в руку легло, зато полотнище оказалось неимоверно тяжелым. То ли от падающей с конфедеративно-серых небес влаги, то ли от крови тех, кто нес его в начале пути.
— За мной!
Удар. Наплывающая тьма. Чьи-то руки, понесшие знамя с Андреевским крестом дальше. Там, впереди — две блестящие полоски металла. Полотно железной дороги. Широкое. Русского стандарта!
Чарлстонский эшелон прорвался в город, скотосбрасыватель отработал по назначению: пытавшиеся отвернуть примерзшие гайки северяне с путей кеглями полетели. Из окон и с платформ стреляли на обе стороны, словно люди в синем были бизонами. У бизонов не бывает карабинов Шарпа? Тогда это казалось безразличным. Отцовский «кольт» снова выплюнул четыре заряда. Потери? Да, есть. Отправятся с этим же поездом в Чарлстон. И раненые, и убитые. Но пушки уходят на позиции — те позиции, о подготовке которых она столько читала. Те позиции, на которые в полном порядке отступила истрепанная армия. Армия, которая не удержалась бы, не пронесись над траншеями и блиндажами шелест тяжелых снарядов.
И было — как во сне. Серо-ореховый строй, и президент, неизменно элегантный, неизменно галантный… Руку он все-таки поцеловал! Три дня прошли в делах и почестях. Ее и ее эшелон спасло ополчение. Она — спасла армию. Армия спасла столицу.
На третий день после победы вышли газеты с подробностями. Там — плачьте! — списки погибших. Неполные, ох и неполные. Там — гордитесь! — описания подвигов. Понадобились… Почему? Но там было и другое. Необычное. Необъяснимое. На убитом одноногом янки были найдены бумаги. Приказы. Непостижимые. Страшные, достойные Аттилы.
Ворваться в Ричмонд. Сжечь город. Убить президента. Перебить его кабинет и несколько иных жизненно важных для Конфедерации персон… Убитого звали Ульрик Далгрен, адмиралу Далгрену, недавно изгнанному с поста командующего Южно-Атлантической эскадрой за провалы в деле морской блокады Юга, он приходился сыном. Может быть, поэтому среди жизненно важных лиц значился и «военный преступник, русский капитан Алексеев».
Под приказом стояли подписи.
Подлинные подписи — в чем журналисты убедились, а дипломаты нейтральных стран и союзников Конфедерации могут убедиться, как только пожелают. Также всем заинтересованным лицам предлагаются дагерротипы с указанных бумаг.
Стало интересно — а как к такой славе относится Алексеев? Но он куда-то пропал… а ведь перед рейдом был в городе! Неужели Далгрен-младший отчасти преуспел? Визит в русское посольство ничем не помог. Барон Стекль разводит руками:
— Ищем, мисс.
Такой найдет! Нет, все самой… И лично — в том числе. Кровь? Теперь она умеет правильно прищуриться и не увидеть ничего лишнего! Только сейчас половина Ричмонда — госпиталь. Ополчение выполнило свой маневр: наступление беспорядочное. Наступление кровавое. Но — слава Господу! — наступление победоносное.
Мелькают больницы. За спиной — неслышное: «Кто говорит — боится крови?» Боится, сестрички, боится. Просто научилась не видеть. Для вас, к примеру, возле операционной кювета с ампутированными руками и ногами. Для нее — с чем-то непонятно-неважным. До тех пор, пока она не получит ответа на вопрос.