Ничего не произошло. Демоны ада не наброситься на Salid перетащить его вниз в их темном царстве, и сам сатана не появлялся ни. За сгоревшей дверь лежала верхние ступеньки лестницы, очевидно, вырезанные из природного камня, освещенных мерцающего светом факела, который должен был горящим где-то на своем нижнем конце. Иначе ничего. Иначе ничего.
«Видишь?» - сказал Салид. Он попытался улыбнуться, но это выглядело столь же неискренне, как и облегчение, которое он пытался выразить своими словами. "Ничего не происходит."
Он опустил винтовку и расслабился, и в то же время была растрескиванию трещины.
Его одежда горела. Жара опалила его волосы до пепла и покрыла его руки покрасневшими, мокрыми волдырями, из-за чего казалось, что на нем были влажные красные резиновые перчатки, и он подозревал, что его лицо не сильно изменилось. Когда он дышал, каждый нерв в его горле кричал от боли, а его легкие, втягивавшие воздух на тысячу градусов, посылали стрелы раскаленной боли во все уголки его тела. Несмотря на это, он был все еще жив.
Кеннилли не мог сказать, как он выбрался из крушения вертолета. Он помнил это, но это было похоже на чужие воспоминания. Так должно было быть, потому что, если бы образы в его голове были настоящими воспоминаниями, это означало бы, что он вышел бы из обломков, закутанный в плащ пылающего огня, пылающий, как демон, из глубин Бездны Бездны. ад и перешагнувшее через расплавленный металл существо, стихией которого был огонь, дышало жаром и в жилах которого пульсировала жидкая лава.
Конечно, это было невозможно. Это была галлюцинация, в которой он к тому времени уже практиковался - мираж, вызванный предполагаемым переживанием смерти и агонией, которую он перенес. Скорее, правда заключалась в том, что его выбросили из-под обломков, так что немедленная сила взрыва не смогла его захватить. Это тоже не имело значения. Он был жив, и это все, что сейчас имело значение.
Кеннилли не шутил. У него было достаточно опыта в таких делах, чтобы знать, что его травмы почти наверняка приведут к летальному исходу. Он умрет, а в противном случае проведет остаток своей жизни в инвалидном кресле как изуродованный калека, что было для него худшей альтернативой. Но теперь он был жив, и шок и тонны адреналина, наводнившие его кровоток, спасли его даже от самой сильной боли. Он знал, что такое положение дел не продлится долго. Истории о мужчинах, которые часами сражались со смертельными травмами или разорванными конечностями, принадлежали к сфере легенд. В лучшем случае у него были минуты. Но, возможно, этого было достаточно, чтобы закончить свою задачу и застрелить Салида и одного или обоих других. После этого - если его силы еще хватит - он убьет себя.
Руины монастыря казались бесконечно далекими. Секунды, которые потребовались бы вертолету, чтобы преодолеть расстояние, превратились в нескончаемое испытание, которое, казалось, стоило ему чуть больше сил, чем он мог собирать на каждом шагу. Его ноги оставляли кровавые следы на снегу, и он чувствовал, как жизнь вытекает из него из бесчисленных крошечных ран; даже не быстро, а безжалостно. Возможно, судьба приберегла на конец особенно жестокую шутку - например, тот факт, что он почти видел Салида, но у него больше не было сил, чтобы указать на него и нажать на курок.
Спустя сто вечностей он достиг ворот. Он действительно не заметил. Путь сюда превратил его в машину, способную только ставить одну ногу впереди другой и тянуть себя дальше, больше не видя, куда он идет. Он ударился о стену, упал с громким, беззвучным криком боли и лежал беспомощный, как черепаха, упавшая на спину. Он больше не знал, где находится. Кем он был. Каким он должен быть здесь.
Стоп. Это было неправдой. Салид. Человек, который будет судить вас. Он должен был убить Salid. Он уже не знал, кто или что это Salid, гораздо меньше, почему он должен убить его. Все, что он знал, что он должен был сделать это. Это было важно. Важно к нему. Если бы он мог, то все, что он верил всю свою жизнь был неправ.
Из крохотного, еще не открытого резервуара силы в своем теле он взял энергию, чтобы перевернуться на животе и даже с трудом надавить на руки и колени. Его ладони, казалось, взорвались, когда он положил на них весь свой вес. Это было похоже на то, чтобы коснуться светящихся осколков стекла. Тем не менее, он заставил себя подняться, каким-то образом поднялся на ноги и споткнулся в арку. Он был почти слеп, но все еще мог слышать. Звуки. Мягкий шепот ветра. Шепот и шепот леса. Шаги. Голоса?
Голоса. Голос Салида.
Осознание открыло клапаны для дальнейшего, ранее неизведанного потенциала, но также и для дальнейшего понимания: а именно, что теперь он черпал последние абсолютные резервы, те энергии, которые были ответственны за саму жизнь, а не за такие вещи, как движение, Мысли и действия. . Он израсходовал свою жизненную силу. Каждый вдох, который он делал с этого момента, стоил ему года. Но и времени ему не потребовалось. Несколько секунд. Не больше, чем нужно было поднять винтовку и согнуть палец.
Его мысли снова прояснились, и внезапно он снова стал видеть немного лучше. Салид и двое других стояли всего в нескольких шагах от него. Он узнал Салида так же, как раньше: он был единственным, у кого был пистолет.
Человек, который будет судить вас? Нет.
Он не верил в эту чушь. Ничего из этого не было правдой. Суеверие. Что-то для первобытных людей и простых умов, а не для такого человека, как он, который узнал о жизни и смерти больше, чем хотел. Он бы