До него не дошли. Бреннер проснулся.
Однако мало что изменилось. Удары копыт, крики, грохот и жужжание стеклянных крыльев исчезли, но он все еще пребывал в мире, состоящем по большей части из переходящих друг в друга оттенков серого, который - хотя и совершенно по-другому - был не менее устрашающим. . Это могло быть даже хуже, потому что он мог никогда не проснуться от этого кошмара.
Врачи ему все объяснили. Бреннер понял, откуда исходит его страх - а вместе с ним и сны, в которых он проявлялся - и это понимание должно было помочь ему справиться с ним. По крайней мере, по мнению врачей. Но и здесь реальность и видения, мучившие его три дня, были похожи. Подобно тому, как знание того, что ему приснилось, не помогло ему там положить конец сну, так и здесь знание причины его страха не помогло ему ни в малейшей степени бороться с ним. Он бы справился с болью. Не с темнотой.
Бреннер очень осторожно сел. Это движение все еще причиняло ему боль, но он стиснул зубы и храбро попытался сесть в полусидячее положение, опираясь на правый локоть. Бинты и бесчисленные иглы, трубки, кабели и провода, которые были так или иначе связаны с ним и связывали его, как бездарная гусеница в уже начавшемся коконе, больше ничего не допускали. Кстати, ни спиной. Одним из многочисленных чудес, которым он обязан своим выживанием, было то, что он не сломал ни одной кости - опять же, по словам врачей, в чем он сомневался с каждым взрывом боли, бушующей в его нервной системе. И это после падения с лестницы, которому позавидовал бы любой каскадер, и такой мелочи, как огнестрельное ранение в плечо. Обратной стороной медали было то, что он повредил каждый мускул своего тела и, вероятно, потянул за каждое сухожилие. На нем не было синяков и синяков - по всему телу был единственный синяк.
По крайней мере, он так себя чувствовал.
Бреннер дал себе несколько секунд, чтобы оправиться от напряжения, затем медленно повернул голову влево; в сторону окна. Он не мог этого видеть. Там, где он должен был быть, был чуть светлее прямоугольник в вездесущем сером цвете, который его окружал. Это зрелище подлило масло в тлеющие угли, и на мгновение он пригрозил запаниковать. Но он сопротивлялся ей, по крайней мере, на мгновение. Паника ничего не принесла; Максимум еще один шприц, который еще больше уменьшит количество крови в его химическом хозяйстве. Может быть много причин, чтобы не видеть окно. Например, потому что на улице было темно или были опущены шторы. К тому же его наблюдение было не совсем правильным - он видел окно. Вчера там не было серого прямоугольника. Должно быть, так и сказали врачи: зрение вернулось. Медленно, но оно вернулось. Пройдет еще несколько дней, может быть, даже мучительная неделя или две, но в какой-то момент он снова сможет нормально видеть. С надеждой.
Должно быть, своим движением он вызвал какую-то тревогу; через несколько секунд дверь открылась, что-то щелкнуло, и мгновение спустя серый цвет, в котором он плыл, стал светлее, как туман, в котором двигались дымные контуры.
«Что ты снова делаешь там, во имя Бога? Вы не должны вставать. Вы знаете, который час? - это был голос ночной медсестры. Он никогда ее раньше не видел - как он мог? - но было поразительно, как быстро оставшиеся чувства начали компенсировать функции утраченного. Поскольку он проснулся и больше не мог видеть, он слышал, чувствовал и нюхал вещи с интенсивностью, которую он даже не мог представить раньше.
Больше всего боли.
«Нет, не знаю», - ответил он. «У меня небольшие проблемы с распознаванием часов. Светящиеся цифры, кажется, как-то вышли из строя ».
«Очень забавно», - сказала медсестра. Она подошла к нему быстрыми, твердыми шагами и отнюдь не осторожно толкнула его обратно в углубление, которое его голова вцепилась в подушку. «Это сразу после трех, если хочешь знать. Три часа ночи. Почему ты не спишь немного? "
Бреннер пытался найти иронический ответ, но не смог. Он устал, но в то же время знал, что больше не может заснуть. Боже мой, неужели он здесь всего три дня? Кажется, прошло уже три месяца.
«Скучно, правда?» - спросила медсестра. Он не был уверен, слышал ли он сочувствие в ее голосе потому, что оно действительно было, или просто потому, что хотел это услышать. "Я могу понять, что. Иногда даже у меня время не на исходе. Плохо, когда ничего не видно. Вы не можете читать, вы не можете смотреть телевизор ... "
«Вы могли бы хотя бы принести мне радио», - сказал Бреннер.
«Что вы имеете против нашей больничной программы?» «Ничего», - проворчал Бреннер. «Я уже могу подпевать ему сейчас».
Либо она не находила это очень смешным, либо ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять шутку. Она смеялась; но с опозданием и не очень реально. «Мне очень жаль, но технологии против нас. К сожалению, наше кабельное соединение до сих пор не отремонтировано ».
«А как насчет портативного радио?» - спросил Бреннер. «Маленькое дешевое устройство с антенной? Вы уже знаете: эти штуки, которые можно вытащить и все время ломать? "
«К сожалению, администрация не разрешает личные устройства», - ответила медсестра. «Кроме того, у тебя этого не было бы много. Мы здесь в своего рода мертвой зоне. Вы получите только помехи ".
«Я люблю вмешательство», - сказал Бреннер. Он враждебно уставился на белое пятно, на котором должно было быть ее лицо. Он задавался вопросом, сколько лет сестре. У нее был молодой голос, но ее шаги были слишком твердыми для очень молодой женщины, а то, что она делала с ним и с ним, было слишком рутинным. С другой стороны, у нее были очень мягкие руки. «Мой кошелек должен быть где-то в шкафу», - продолжил он. «Я выпишу тебе чек, и ты пойдешь