"У вас нет посетителей?"
«Кто должен прийти и увидеть меня?» - ответил Бреннер. Это не должно было прозвучать жалобно, но он сам слышал, что это было именно так.
«Нет родственников, друзей ... коллег?»
«Да», - поспешно и четко ответил он защищающимся тоном. «Но я не хотел, чтобы их уведомляли. «
"Почему нет?"
«Моей матери почти семьдесят, и она болела десять лет, - ответил Бреннер. «Я не хотел, чтобы она слишком расстраивалась. А мой отец давно умер ».
Иоганнес, вероятно, правильно истолковал его тон и осторожно отказался от вопроса о друзьях и коллегах. На несколько мгновений стало тихо; в очень неудобной и угрожающей форме.Темнота, казалось, приближалась к нему, и Бреннер чувствовал себя очень одиноким. Йоханнес этого не знал и, конечно, не намеревался, но его вопрос открыл дверь в памяти Бреннера, которую он прежде тщательно держал закрытой. Он не хотел думать ни о своей семье, ни о друзьях, которых у него практически не было, и уж тем более о своих коллегах, с которыми он жил - если вообще жил - в своего рода неохотном перемирии. Конечно, он думал об этом - точно так же, как смерть, несчастный случай, пожар ... Три дня - это долгий срок, когда все, что тебе нужно было сделать, это лежать и думать.
«Не хотите ли вы об этом поговорить?» - спросил Йоханнес через некоторое время.
"О моей семье?"
Он слышал, как качается голова священника. «Твоя авария. Иногда так легче говорить о вещах ".
«Значит, он все-таки не может выбраться из своей шкуры», - подумал Бреннер. Когда-то пастор, всегда пастор, даже если вы просто зашли к пациенту по дороге домой, чтобы составить ему компанию. Однако почему-то эта мысль успокаивала его.
«Я с трудом могу вспомнить», - сказал он. «Должно быть, это было очень плохо, но ...» Он подбирал слова на мгновение, а затем сбросил плечи. «Lm
По сути, я знаю об этом не больше, чем то, что мне рассказала полиция ".
Это было явно не правдой. Он многое помнил, но не мог точно сказать, какие из них действительно произошли, а какие нет. Некоторые из них были настолько причудливыми, что это могло быть только воображением. Его память была подобна его зрению - ему сказали, что оно вернется, но это был медленный процесс, полный агонии и неуверенности. И было еще одно отличие: он не жаждал этого почти так же сильно, как его зрение. Может, совсем нет.
«Говорят, тебе очень повезло». Казалось, что у Йоханнеса была по крайней мере одна человеческая слабость - ему было любопытно.
Бреннер улыбнулся почти против своей воли. «Я думаю, что тридцать пять ступенек вниз по каменной лестнице и не сломать кость - это большая удача», - сказал он. «Любой каскадер позавидовал бы этому - по крайней мере, мне так сказали».
"Вы не помните?"
Бреннер покачал головой, скривил гримасу и добавил намеренно преувеличенно мучительным тоном: «Но в этом что-то есть. Я чувствую каждый свой шаг. Но их должно быть больше тридцати пяти ... около четырех тысяч, я полагаю, и я полагаю, что я взял пару дважды ".
Йоханнес засмеялся - но это прозвучало скорее послушно, чем весело, и когда он продолжил, Бреннер услышал напряженный подтон в его голосе, слишком отчетливо, чтобы его можно было вообразить. «Что на самом деле произошло? Я имею в виду: не только тебе, но и всем? Я слышал о пожаре и взрыве ... "
Он хотел ответить, но вместо этого смотрел в тишине в течение бесконечных секунд на то место, где фигура Йоханнеса парила в сером тумане, как мерцающая фигура, и
пусть его вопрос отозвался эхом еще три или четыре раза за его лбом, но он не получил удовлетворительного ответа. Да что на самом деле произошло?
Дело в том, что он не знал. Не совсем. В его голове были образы, чувства, шум ... бессмысленный беспорядок, как если бы кто-то взял не одну, а пять или даже десять разных головоломок и дико перемешал кусочки. И это было даже не самое худшее. Если раньше он вспомнил о своем несчастном случае - чего раньше не было, но иногда, например, когда он разговаривал с одним из врачей, это было так - он сделал это с некоторой веселой безмятежностью; что-то, что его не интересовало, или, по крайней мере, его не трогало. Теперь он впервые задумался, действительно ли он не может вспомнить - или, может быть, не хочет.
Эта идея напугала его. Он не был психологом, но, как и все остальные, он видел достаточно фильмов и читал книги по этой теме, чтобы понять, что означает термин «репрессия». Может быть, то, что он пережил, было настолько плохим, что он не помнил этого по уважительной причине, или это было так?
«Я спросил не то?» - голос Йоханнеса проникал в его мысли, как спасательный трос. «Я не хотел причинять вам неудобства».
«Вы этого не сделали», - сказал Бреннер. Я все делаю сам. «Но боюсь, что не помню. Все ... очень запутанно ".
«Частичная амнезия», - он услышал шорох куртки Йоханнеса и кивнул. Шум казался дорогим. Может быть, шелк. «В таком случае нет ничего необычного. Нет причин для беспокойства. В большинстве случаев память возвращается сама по себе через несколько дней ".