— Я вызову вам такси, как только прикажете.
— Я никуда не собираюсь.
Для первых встреч с клиентами Оскар всегда надевал темный пиджак и поправлял галстук. Создание атмосферы имело большое значение, а юрист в темном костюме символизировал власть, знания и авторитет. Оскар твердо верил: в таком виде легче донести до клиента, что его работа стоит не дешево, хотя зачастую трудился как раз за жалкий гонорар.
Он изучал проект соглашения о разделе имущества, нахмурившись, как будто его составила пара идиотов. Фландеры сидели по другую сторону стола. Периодически они крутили головами, разглядывая «Эго-стену» — коллаж из фотографий в рамках с изображением мистера Финли, который улыбался и пожимал руки неизвестным знаменитостям. Там красовались и сертификаты, призванные показать, что мистер Финли надлежащим образом подготовлен и квалифицирован, и несколько памятных дощечек, которые ясно свидетельствовали о том, что он получил признание за долгие годы работы. Вдоль других стен высились полки, набитые серьезными толстыми юридическими книгами и трактатами; они еще больше убеждали, что мистер Финли знал свое дело.
— Какова стоимость дома? — спросил Оскар, не отрываясь от соглашения.
— Около двухсот пятидесяти, — ответил мистер Фландер.
— Думаю, даже больше, — добавила миссис Фландер.
— Сейчас не лучшее время продавать дом, — благоразумно заметил Оскар, хотя каждый домовладелец в Америке и так знал, что на рынке наблюдается спад. И вновь воцарилась тишина, пока мудрец изучал их труд.
Наконец он опустил бумаги и поверх очков для чтения из аптеки вперил взгляд в томящиеся от ожидания глаза миссис Фландер.
— Вы получаете стиральную и сушильную машины, микроволновую печь, беговую дорожку и «плоский» телевизор?
— Ну да.
— На самом деле еще вы, вероятно, получите восемьдесят процентов всей мебели, верно?
— Наверное. А что не так?
— Ничего, кроме того, что он получит гораздо больше денег.
— Думаю, это справедливо, — сказал мистер Фландер.
— Еще бы.
— А вы полагаете, это справедливо? — спросила она.
Оскар пожал плечами, как будто это было не его дело.
— Это весьма типичная ситуация, я бы сказал. Но наличные деньги куда важнее, чем тонна старой мебели. Вы, вероятно, переедете в квартиру значительно меньшего размера, и вам будет негде разместить свои старые вещи. А у него, напротив, будут лежать деньги в банке.
Она метнула злобный взгляд на своего почти-уже-бывшего супруга. Оскар напирал:
— И ваша машина на три года старше, чем у него, так что вы получаете старую машину и старую мебель.
— Это была его идея, — призналась она.
— Неправда. Мы об этом договорились.
— Ты потребовал для себя индивидуальный пенсионный счет и более новую машину.
— Потому что это всегда была моя машина.
— И потому, что из нас двоих у тебя всегда была лучшая машина.
— Это неправда, Барбара. Не преувеличивай, как ты всегда делаешь, ладно?
Барбара ответила еще громче:
— А ты не ври, находясь перед юристом, Кел. Мы договорились прийти сюда и говорить правду, а не ругаться. Разве не так?
— О, конечно, но как ты можешь сидеть здесь и утверждать, что у меня всегда была лучшая машина? Ты забыла о «тойоте-камри»?
— Боже правый, Кел, это было двадцать лет назад!
— Но это все равно считается.
— О да, я помню. И помню тот день, когда ты разбил ее.
Рошель, слыша их голоса, улыбалась. Она перевернула страницу любовного романа. Эй-Си, спавший подле нее, вдруг вскочил и тихо зарычал. Рошель посмотрела на него, потом медленно поднялась и подошла к окну. Она поправила занавески, чтобы улучшить обзор, а потом до нее донесся звук — завывание сирены вдали. По мере ее приближения Эй-Си рычал все громче.
Оскар тоже подошел к окну и бросил небрежный взгляд на перекресток, надеясь, что там вот-вот промелькнет карета «скорой помощи». От этой привычки было слишком трудно избавиться, да он и не особенно хотел. Он и Уолли, а теперь еще и Рошель, как и, наверное, все юристы в городе не могли подавить всплеск адреналина у себя в крови, слыша вой приближающейся «скорой помощи». А вид машины «скорой помощи», несущейся по улице, всегда вызывал у него улыбку.
Но Фландеры не улыбались. Они оба умолкли и теперь буравили его взглядами, пылая от ненависти друг к другу. Когда сирена стихла, Оскар вернулся на свое место и произнес:
— Послушайте, ребята, если вы собираетесь судиться, я могу представлять вас обоих.