– Но ведь в Челябинске на сборке заняты люди, которые и танка-то раньше не видели. И ничего – работают. Учатся на ходу и работают,—убеждал свердловчан Махонин.
– Вот что, Сергей Нестерович, давайте поедем в обком партии, может, там нас поймут,– вдруг жестко сказал Духов. От его приветливости, мягкой улыбки не осталось и следа.
В обкоме шло заседание бюро. Ждать было нельзя, отведенный на командировку единственный день подходил к концу. Однако Духов не собирался отступать. Обычно осторожный в своих решениях, он почти никогда не прибегал к административному нажиму. Но если чувствовал свою правоту и видел, что иначе нельзя, не боялся даже крупных конфликтов.
– Где у вас книга жалоб? – спросил он секретаршу.
– На втором этаже.
Она назвала комнату.
В книге жалоб обкома партии Махонин и Духов записали требования к своим смежникам. Указали на необходимость срочно освоить технологию литья танковых башен. Конечно, записи отправили в ГКО.
Через несколько дней Махонин пригласил главного конструктора к себе в кабинет и протянул ему копию правительственной телеграммы, переданной из Москвы на Уралмаш. В ней свердловчанам предлагалось изменить отношение к требованиям головного завода.
Но для уральцев это дело было новое и все пришлось начинать с азов. Сначала попробовали вручную готовить земляные формы – так когда-то делали колокола. Вырыли на заводском дворе котлованы и отлили несколько башен.
Для серийного производства такой способ оказался непригоден. На одно остывание башни в земле уходило до двух суток. Преодолевая массу трудностей, стали осваивать механическую формовку. Число изготовленных башен постепенно стало расти. А дальше – больше...
Вот как вспоминают об этом сами уралмашевцы:
«Уралмаш перешел на выпуск военной продукции сразу же. Постановлением Совнаркома заводу поручалось изготовление бронекорпусов и башен для танков. Сроки на перестройку производства отводились минимальные. Танки Урала должны были остановить стальную гитлеровскую лавину, превзойти ее мощью и огнем. Перейти на серийное производство заводу, специализировавшемуся на выпуске несерийных машин и узлов,
крайне сложно. Но «надо» тогда звучало как приказ. И уралмашевцы совершили чудо, переведя цеха на военные рельсы, перестроив технологию в поистине фронтовом, героическом темпе.
Одним из первых взялся за изготовление военных заказов модельный цех. Это были модели башен КВ. Длина каждой 2900 миллиметров, допуски минимальные... Рабочие не выходят из цеха, пока модели не готовы. Спали в красном уголке по очереди, когда уже не в состоянии были держать инструмент. Не хватало размноженных чертежей, эскизов, просто элементарного опыта. На помощь приходила уралмашевская смекалка, привычка иметь дело с постоянно обновляющейся продукцией.
Первые отлитые в земляные формы башни оказались не слишком прочными; в тело брони попадала земля, нарушалась структура стали, образовывались раковины. У этого метода были и другие несовершенства – для каждой башни требовалась своя деревянная модель, амбразурное окно из готовой башни приходилось вырезать автогеном, тратить на это драгоценное время, дефицитный ацетилен. Огромное количество броневой стали, вырезанной из башни, шло в переплавку».
В этот начальный период освоения Уралмашем военной продукции у контрольного мастера модельного цеха Ивана Петровича Литвинова соседом по дому оказался военный, испытатель танков Николай Пермяков, человек молчаливый, тихий, вечно занятый своими мыслями. Приезжая с полигона, он подолгу не ложился спать, курил на кухне. Однажды Литвинов вышел к нему, сел рядом, собравшись с духом, поинтересовался:
– Ну, как там наша продукция?
Пермяков ответил не сразу. Откровенничать на эту тему можно не с каждым. Но это был свой, уралмашевский.
– Нормально. Отличная техника. Только вот башни. Хлипкие, понимаешь, не выдерживают лобового выстрела. Мы уже конструкторам докладывали, говорят, что думают... А немцы под Москвой, Ваня, так-то...
Конечно, не все башни после отливки получались некачественные, но даже если единицы! Ведь эта броня защищала сыновей, братьев и отцов тех, кто ее делал. «Башни должны быть надежными, и точка!» – постановили на заводе. Над решением этой задачи бились сотни людей, от ведущих конструкторов до простых рабочих.
Тем временем комсомольская организация Уралмаша распространила листовки с призывом: «Товарищи изобретатели и рационализаторы, стахановцы и служащие! Вносите ваши изобретения и рационализаторские усовершенствования в фонд обороны страны...»
Иван Петрович Литвинов прочел листовку и положил в инструментальный ящик одну из этих листовок.
Никогда еще в истории завода техническая мысль рабочих масс не была столь активной, как в первые военные годы. Технологические новации, предлагаемые уралмашевцами, пронизывали все производственные процессы, все более и более ускоряя выпуск военной продукции. Одним из замечательнейших достижений завода стало внедрение уже в 1942 г. скоростной автоматической сварки корпусов танков по методу академика Е. О. Патона. Ведущие американские военные фирмы пришли к этому спустя годы. А закаливание заготовок для танковых траков методом «бутерброда»! А рекордные съемы стали с квадратного метра пода печи, так и не перекрытые никем. Но об этом всем не расскажешь, ибо примеров технического, конструкторского творчества уралмашевцев, примеров величайшей рабочей организованности, трудового героизма были сотни, тысячи. Шла война, и завод тоже воевал. И по-своему держал оборону фронтовых рубежей. И наносил врагу удар за ударом. Недаром на знамени Уралмаша прикреплены боевые ордена.
Но вернемся к литью башен. Литвинов думал о них не переставая, изъяны при литье в земляные формы не давали ему покоя. Он поделился своими мыслями с Николаем Бурлаковым, тоже мастером модельного цеха, комсомольцем, и они стали думать о башнях вместе.
16 ноября 1941 года комсомольцы Иван Литвинов и Николай Бурлаков принесли в заводской комитет ВЛКСМ рационализаторское предложение, зарегистрированное под номером 1254. Суть его заключалась в том, чтобы отливать башни танков не в земляные формы, а в металлические, в кокиль, как называют это специалисты, с готовым амбразурным окном.
Кокильное литье само по себе было не новым и даже древним способом литья. Еще скифы в четырехместный металлический кокиль отливали наконечники стрел. Но чтобы отливать многотонную, громоздкую башню танка в кокиль – было смелым решением. Поэтому вокруг предложения Литвинова и Бурлакова начались горячие споры. Многие усомнились – получится ли? Да и за точность расчетов нельзя было поручиться, ведь делал их не инженер, а мастер, у которого за плечами только техникум. Но дело даже не в этом. Ведь и не всякий инженер может правильно сконструировать и рассчитать кокиль. Для этого, как выражаются инженеры, нужно быть кокильщиком. У этого мастера было уже два десятка принятых и внедренных рацпредложений. Да и время то было горячее, каждый день на счету. Надо было идти на технический риск. Решили попробовать, так как кокильное литье само по себе сулило большие выгоды и преимущества. Во-первых, их можно было использовать и тем самым избежать такой трудоемкой операции, как формовка. Во-вторых, при кокильном литье сокращается расход металла, в них отливка затвердевает быстрее, получается точнее, уменьшаются припуски на обработку, потребность в формовочных материалах. Отливки в кокиль характеризуются как более высокими механическими свойствами металла и лучшим качеством поверхности, так и большей точностью размеров, по сравнению с отливками в разовых песчано-глинистых формах.
Однако кокиль башни сулил быть громоздким и трудоемким сооружением, довольно высокой стоимости. Кроме того, при изготовлении кокиля необходимо было обеспечить свободное удаление отливки вместе с литниковой системой из формы, выход газов и устранить пригорание и приваривание отливки к кокилю, для чего поверхность полости кокиля нужно было покрывать огнеупорной облицовкой и краской.