— Коль ты этого не помнишь, Петровна, то я подавно.
Они продолжили разговаривать на отвлечённые темы, пока перед их глазами не предстал величественный град — Санкт-Петербург, воздвигнутый Петром и прославенный его именем. Золотистые купола храмов блестели под солнцем, выступая из-за укреплённых стен крепостей, усаженных пушками. Вдоль стен стойко стояли статные часовые, обтянутые в плотные серые шинели со складками, удерживающимися хлястиком на двух пуговицах. Гордо они оглядывали окрестности, но, завидев Боровского, который высунул туловище из кузова, начав махать им рукой, несколько солдатиков невольно заулыбались и помахали ему в ответ, растянув улыбку под густыми усами.
— Выгляни, Петровна! — подзывал восхищённый Боровский. — Посмотри на виды!
— Позвольте, но нет.
Боровский полностью наполнился прелестным чувством удивления, утраченного им уже давно. Как прекрасны были эти виды черепичных крыш, выглядывающих из-за могучих укреплений, а как красива была Нева, протекающая вдоль города и приносящая с собой неизвестный ветерок с рыбным запахом. Проехав через арку, облюбованную взглядом Саши, экипаж начал ехать по густозаселённой улице, стуча колёсами и раздвигая толпу людей. Не видел Боровский в жизни столько народу, что собралось в одном месте, оттого сердце его трепетало, а глаза сверкали как никогда. Ему хотелось тотчас же выпрыгнуть и пройтись по улице, просмотрев каждый уголок и тропочку, и лишь уговоры Марьи Петровны держали его в узде. Ей никогда не приходилось видеть господина таким взбудораженным и полным желания действовать, поэтому она тоже была под неким впечатлением, и вместе с этим её сердце, что вырастило это взрослое дитя, было очень счастливо ощущать огонёк его души, а не фальшивое свечение керосиновой лампы.
Карета носилась по улицам, проезжая мимо статных каменных домов с открытыми окнами, из который доносились совершенно разные и непредсказуемые запахи и звуки. Так Боровский чётко улавливал аромат свежей выпечки и пряностей, привезённых из зарубежья и расфасованных в плетёные корзинки для рынка. А из окошек слышались то недовольные возгласы, то крики восхищения, или же вовсе неприглядная брань, какую Боровскому приходилось слышать лишь от конюха Прошки, ругающего непутёвого сына, когда тот не прибрал за лошадьми или не как следует развесил сбрую.
Не важно, что это было, от всего он получал неподдельный восторг. Вот экипаж уже подъехал к дому, где Саша должен будет жить, пока учится в университете, а может и дольше. Дом этот сильно отличался от других квартир города, хотя бы тем, что был сделан из дубовых брусков, а не из кирпича. С виду дом был весьма красив и выглядел довольно старо, будто поседевшим старцем, но каждая деталь и мелочь были сделаны добротно, на века. Дом был солидных размеров, но, конечно, несравним с поместьем Боровских. Он был двухэтажным, с треугольной крышей, покрытой сосновыми досками, которая откидывала значительную тень. На первом этаже помимо кухни и гостиной располагалось ещё две гостевые, а на втором было всего две большие комнаты. Возле камина в гостиной был выход на маленький задний дворик, ограждённый белым забором. Во дворике была всего одна иссохшаяся скамейка, которая, покачиваясь, стояла уже которое десятилетие.
В общем вид у него был приятный и успокаивающий, но вместе с тем чувствовалась какая-то загадка, исходящая от него, что привлекало Сашу. На улицу выходило одно-единственное двухстворчатое окно, измазанное жирными пятнами и следами от чьих-то неухоженных ладоней. Боровский и Марья Петровна прошли через крыльцо и, вдохнув побольше уличного воздуха, вошли внутрь. Извозчик плёлся сразу за ними, волоча за собой громоздкую кучу вещей, большую часть которых занимали хозяйские вещи, в основном книги и немного одежды на выход и на домашнюю. Внутреннее убранство дома было весьма чистым, отец Саши распорядился, чтобы дом убрали. Пыли было не так много. Возле лестницы, уходящей на второй этаж, был камин, над которым тикали часы, показывая два часа дня. Рядышком с ним стояла стойка кочерёг и пачка дров, а напротив трёхместный диван из красной ткани и такое же кресло. Позади них располагалось то самое окно, на подоконнике которого одиноко стоял горшок с заплесневевшей землей. На углу, подле того же окна, раньше был небольшой садик, так как там тоже стояло много пустых горшков разных размеров. Слева от импровизированного сада были книжные полки в пять ярусов, забитые литературой, ещё левее был выход на задний дворик. На боковой стене, где были полки, находилось ещё два окна, смотрящих на небольшой переулок. А с левой стороны лестницы было две комнаты, одна побольше, другая поменьше. Сразу на входе был проход на кухню, там же стоял напольный тремпель.