«И город, и люди забыты…»
И город, и люди забыты.
Я лег на зеленые мхи,
Упал на прибрежные плиты,
Чтоб слушать, как шепчут ракиты
И сосен рокочут верхи.
Гляжу, как на брег издалека,
Бурля, волноряд набежит,
Ударит о камень жестоко,
Расстелется плоско, широко
И вновь, уходя, зажурчит.
И носятся цепи сравнений
И мыслей о солнца лучах,
О сущности света и тени,
О жизни подводных растений
И рыб в изумрудных водах,
О рыбарях хмурых в деревне,
Затерянной в чаще лесов,
О всем, что загадочно, древне,
О сказках, о спящей царевне,
О тайне бегущих годов…
Мою жестокую печаль
Убьет жестокая улыбка:
Пред смертью скажут все – как жаль,
Что жизнь моя была ошибка.
Книга Вторая
МЫ, БЕЗУМНЫЕ…
Война – отец всех, царь всех.
Гераклит
ХИМЕРЫ СОБОРА NOTRE DAME DE PARIS
Una eademque res duobus modus expressa.
Спиноза
I."Философ, мысливший, что тайна..."
Философ, мысливший, что тайна
Висит над нашим бытием,
Иль непосредственно, случайно,
Поэт в безумии своем,
Иль дикий мистик, полный веры
В средневековых чудищ зла,
Взвел кто-то страшные химеры
Под небо и колокола.
В своей одежде длиннополой
Творец исчез в былых годах,
Гуляка, может быть, веселый,
Быть может, сумрачный монах,
Забыт людьми, неведом, силен,
Томимый роем странных снов,
Средь улиц спутанных извилин,
Во тьме готических домов;
Но до сих пор его творенья,
Проклятья каменные, в ряд
Над градом вечного движенья
На храме чуждые сидят.
Их лица странны. Любопытны,
Удивлены, как у детей,
Иль равнодушны, мертвы, скрытны,
С печалью каменных очей…
Иль с хищной радостностью силы
Глядят химеры злобно вниз,
Упершись лапами в перила
И перегнувшись за карниз.
II. "Под ними шумно перемены..."
Под ними шумно перемены
Как в скачке бешеной летят.
Париж сквозь лопнувшие стены
Предместья впитывает в град;
В болота движутся каналы;
Вздымает почву щебень, сор;
Чернея, старые кварталы
Уходят в глубь угрюмых нор;
Труды мильонов гибнут в безднах,
На пласт и грунт другим идут;
А под землей червей железных
Извивы мощные растут.
И, вечно новы, поколенья
Бегут и гибнут чередой…
Глядят химеры, и виденья
Над ними носятся порой.
III. "Там, за Ситэ, где снова..."
Там, за Ситэ, где снова
Сена Сливает два теченья вод,
На колокольню Сен-Жермэна
Седой звонарь, кряхтя, ползет.
Морщинист, злобен и неистов,
Смеется он, чему-то рад…
Хе-хе, ему вожди легистов,
Виконт веселый и аббат,
Сегодня в ризнице церковной
Сказали нечто… Взяв фонарь,
Пойди тихонько в час условный…
Ты дашь сигнал, седой звонарь.
Не просчитай минуты, старый…
Как было сказано, точь-в-точь…
В двенадцать ночи бьют удары.
Варфоломеевская ночь.
Во тьме, по улице унылой
Крадется тень, ползет, как зверь…
– «Ты здесь, Жильбер?» – «От ложа милой». –
– «Laudamus Deum! В эту дверь!» –
Слышны удары… В капюшонах
Шныряют страшные попы…
Прошло… У Лувра, на газонах,
Нарядной слышен гул толпы.
Маркизы милые смеются…
Роброны, шпаги, парики…
Гавот танцуется, поются
Отменно-нежные стихи…
И сам король, любезный, меткий,
Смеясь, мадам де-Помпадур
О римском папе шепчет едкий,
Весьма скабрезный каламбур.
Прошло… Фигура исполина
Ведет народ. То Жюль Дантон.
Восстанье, клубы, гильотина,
Три новых цвета у знамен…
Забыты церкви, папа, вера.
Сменили их на десять лет
Острота злобная Вольтера,
Конвента пламенный декрет.
Бегут разряженные бары,
Запачкан кровью древний трон,
Марат, Жиронда, Монтаньяры,
И наконец Наполеон…
Прошло… Солдат, как на параде,
Ровняет старый капитан,
Готов на взятой баррикаде
К расстрелу смелый мальчуган.
Вот поднялися ружья взвода…
Кричит мальчишка в дула их:
«Долой рантье! Живет свобода
Национальных мастерских!»
Прошло… Шумят бульвары, пресса,
Парламент, мэтрополитэн…
На блеск кафэ спешит повеса,
Вертлявый прыгает гамэн…
Под звездным небом в честь Ваала
Шумят, не слыша нищих плач,
Студент Латинского квартала
И из Ситэ банкир-богач.
Кокотки, биржа, преступленья,
Бульваров смех, Монмартра свист,
И, полный жажды разрушенья,
Сент-Антуанский анархист.
В мир знанья славная Сорбонна
Кидает тысячи томов,
А на окрайнах неуклонно
Растет восстанья грозный рев…
Берут начало здесь потоки
Великих слов, мечтаний, зла,
Но, даже мощные, жестоки
Здесь люди, мысли и дела.
Пройдет. Прейдут мечты и веры,
Прейдет Париж, как Вавилон…
Но пусть разрушатся химеры,
Улыбка их… ей нет времен.