Противоречия: Собрание стихотворений

IV. "Да, кто они? Я, сын усталых..."

Да, кто они? Я, сын усталых, Сын злых сомнений, снов и мук, Я выраженье угадал их И обнял их, как брат и друг. Рука ваятеля хотела Создать дух зла… Но в те года Считались злом желанья тела И дух боролся с ним тогда. Тот дух, что ведал мних безвестный, Крестом на плитах лежа ниц, Что после в готике небесной Дал неуклонность, высь и шпиц. Страстей людских обожествленья, Рой гномов, фавнов и дриад, Обезобразило стремленье Творцов готических громад: Не жил монах — он лишь молился, Он не любил – он лишь страдал, И фавн в химеру превратился, В начало дьявольских начал. И, побежденный новым богом, Забытый бог, великий Пан, На храме каменном и строгом Согнул зверино-гордый стан. Но жив бог Пан, дух первобытной, Звериной истины лесов! Он шелестит повсюду, скрытный, Граненный ложью городов. Он лицемерьем искалечен, Греховен в мыслях и делах, Но в душах всех един и вечен На самых властных глубинах. И в храме сердца, рядом с верой, С познаньем, истиной, добром, Веселый фавн наш стал химерой, Проклятьем нашим и ярмом. Да, потому химеры гадки И потому они близки: То наших помыслов загадки, Всей нашей жизни и тоски. Изумлены они, лесные, Ненужной ложью наших дней, Но всё же их улыбки злые Горды победою своей. Они повсюду торжествуют Над храмом, мыслью и толпой, Но, как и мы, они тоскуют По дебри шепчущей лесной. Прикован к лжи и камням зданий, Я рвусь, как вы, химеры, в глушь, Я в вас влюблен, как в злость желаний Лесных, преступных наших душ.

ОЛАФ

Посвящается Г. А. Энгельгардту

Славные викинги ярла Гаральда Брагу пьют с девами. Тешат восторженно ярла три скальда Песней напевами. Шкуры, оружие, золото, ткани, Люди громоздкие, Грубые лица со шрамами брани, Волосы жесткие. Целых быков истребляются груды; Чаши – глубокие. Девушки дики, стройны, полногруды, Голубоокие. Девы твеменнингом [2] викингов тешат С жестами смелыми, Кудри их рыжие пальцами чешут Тонкими, белыми… Хвалятся гости скитаньем по сечам, Морю опасному… Только Олафу похвастаться нечем, Отроку страстному. Молвил дан Бьерн Кнуту Грорику дану Голосом молота: «Я захочу, так на шнеке достану Бочками золото». Молвил Кнут Грорик в ответ, негодуя: «Это ли доблести? Я захочу, на мече принесу я Целые области!» Пальноке молвил им: «Храбрые даны, Берсерки [3] сильные! Это ничтожно – и злато, и страны, Златом обильные. Но среди льдов, где живет, завывая, Вьюга мятежная, Есть одна девушка – Хельга младая, Дивная, нежная… Очи задумчивы, губы сомкнуты, Затосковавшие… Длинных волос золотистые путы, Руки упавшие… Альбы-кобольды пути к ней из виду Скрыли за тучею; Фритьоф туда не провел бы Элиду [4] С гридьбой могучею. Много там викингов наших пропало В тяжком бессилии, И не снесли их дыханье в Валгалу Девы валькирии. Не побороть вам и горы, и реки, Стужу жестокую. Грорик и Бьерн! Не добыть вам вовеки Хельгу далекую». Пальноке оба смолчали с досадой, Как поседелому. Смерть? Но Валгала должна быть наградой Воину смелому! Чаши звенят и сливаются губы, Губы-проворницы… Только Олаф, рассмеявшись сквозь зубы, Вышел из горницы. Стукнул сердито он лыжу об лыжу; Ночь была снежная. «Сгину во льдах или Хельгу увижу, Девушку нежную!» Темь была черная, в яростной злобе Ветер визжал… Викинг дохою мелькнул на сугробе… Так и пропал.