«Наполнилась чаша терпенья Творца…»
Наполнилась чаша терпенья Творца,
Померкла лазурь небосвода.
Как школьник, трепещущий гнева отца,
Затихла и шепчет природа.
Лохматою тучей покрыта земля,
Как черным, развернутым стягом,
Грохочет в телеге седой Илия
И молнии блещут зигзагом.
О, молния, молния! Низость и ложь
Согреты сиянием Феба…
Зачем же ты сердце мое не пробьешь,
Прекрасная молния с неба?
Октябрь 1913 СПб
«Господь, мы лежим распростерты в пыли…»
Господь, мы лежим распростерты в пыли,
И нас только ты воскрешаешь.
Господь, мы не знаем, зачем мы пришли,
Но, Господи, ты это знаешь.
Господь, мы семья обозленных детей,
Господь, у нас умерли души,
И наши страданья всё тише, слабей,
И наши призывы всё глуше…
Дай стон мне, о Господи, подлинный стон,
Чтоб плакали мы и молились…
Господь, мы блуждаем в святыне времен,
Господь, мы в словах заблудились!
Октябрь 1913
Мысли стали так бледны, так бледны,
Ум мой холодно, грустно правдив,
Я спокойно гляжу как бесследно
Дни плывут, как знакомый мотив…
Я люблю, если снег уже тает,
Воздух молод, прозрачен, влюблен,
И шарманка в недвижность роняет
Свой хрустальный и нищенский звон.
Я люблю ресторанные шутки
Нас, всезнающих, гул за столом,
И на миг на лице проститутки
Безразличность и мысли… О чем?
А в туман, если мимо случайно
Чья-то тень, как эскиз, промелькнет –
Мировая беззвучная тайна
Черным обручем голову жмет…
О случайный! Откроем объятья
И прижмем, улыбаясь, гранит!
На глубинах мы братья, мы братья,
Но в глубины никто не глядит…
Ноябрь 1913 СПб
Ты смолоду жила в пустом болтливом свете,
Среди всеведущих и всемогущих фраз…
О эта барышня в научном кабинете
С циническим умом и молодостью глаз!
Ах, звезды и простор! Ведь это… это звуки?
Ах, анархизм! Charmant… Ax, Кант! Ах, роскошь зла!
Мне страшно за момент, когда в безмолвной муке
Вдруг ты поймешь всю Ложь, которой ты жила…
Что тянет нас к тебе? Веселость, сожаленье,
Иль тени прожитых, почти таких же дней?
Я так любил всегда подвальное растенье
И странно-сходный с ним цветок оранжерей…
Ноябрь 1913 СПб
Нынче комнату я приберу точно склеп,
Склеп холодный, и чистый, и белый.
Я, прекрасно-уродлив, рассудочен, слеп,
Буду хитрым и смирным в познаньи судеб,
Перед небом, безмолвной капеллой.
О, я знаю, что сущность небес – это нож,
Что Безумье гремит в Необъятном,
Но со мною всеобщая, древняя ложь
Претворять Бесконечность в невинный чертеж,
Быть рассудочным, быть аккуратным…
Что за грустные Дьяволы будут мне лгать,
Как мала будет наша планета…
Ах, от ласки, от смеха мне трудно дышать,
Я обманщик, я добрый, я страстный, я тать…
Для меня, для меня нет запрета!
Осень 1913 СПб
Я слышал прекрасную речь.
Как тонок начитанный лектор!
Но где же небо и меч?
Нет круга и есть только сектор…
Найди же средь чисел нам,
Господин профессор, ответы!
Ведь мы стосковались по мудрым
Где ты, тишина звезды, где ты?
Ах, брекекекекс, кричи!
Святые вопли лягушки…
На рынке идут мечи,
Мечи и идут по полушке!
И мы захотели знать,
Где ваши на Космос ответы?..
Трибуна политика?.. Нет! Бежать!
Где ты, тишина звезды, где ты?
Я был в cabaret artistique,
Я слышал треск тарантеллы…
Ах, как был вычурен миг,
А речи и скучны и смелы!
Банальный, больной экстаз…
Бессильные сны и поэты…
Манерно-свободные позы глаз…
Где ты, тишина звезды, где ты?
1913 СПб
«Уныло по ночам перебирая эти…»
Уныло по ночам перебирая эти,
Такие мне давно знакомые стихи,
Воспринимаю вновь угасших мыслей плети,
Скорбь на пути годов оставленной вехи;
Но что больней всего – то скрыто перед всеми.
Один я вижу в них тень дальних, дальних лет,
И всё ж она везде и в каждой новой теме
И в каждой рифме их. Тень – внутренний их свет.
То имя женское, мне – полное печали;
И это имя я, нет, я не написал.
Стыдился, чтоб его другие не слыхали,
Боялся, чтоб его я сам не услыхал.
1913
«На камне когда-то, когда…»
На камне когда-то, когда
Я высек слова: я люблю.
Там мхи разрослися богато
И надпись закрыли мою.
Но мох седовласый снимаю
И вижу вновь: я люблю…
В груди я тот камень таскаю,
Где надпись я высек мою.
9 января 1914 СПб