Туманнейший декабрь из всех углов согнал
В загримированный, как арлекин, подвал
Жонглеров истины, трапеции и сцены,
Амнистированных Содома и Кайенны.
Угрюмо-сводчатый и низколобый склеп
Вполне напоминал разбойничий вертеп –
Для Гоцци, для Поэ нужна была таверна.
Но, впрочем, сцена там жила всегда наверно,
Хоть раньше ставился иной репертуар…
Покинув к полночи безлюдный тротуар,
Ограду паперти, подъезд ночного клуба,
Здесь драмы ставили реалистично-грубо
Столичной нищеты больные пилигримы;
Здесь шли и страшные смешные пантомимы,
Где, впрочем, иногда врывался крик a parte…
Теперь здесь маскарад… comedia del arte…
Здесь все мои друзья – поэт, комедиант,
Лохматый нигилист, недопустимый франт,
Маститый, старый слон, газетная гиэна…
У каждого свой стиль, иль Гейне иль Верлэна,
А то Бакунина… У женщин стиль камей,
Пророчиц, Сандрильон и декадентских змей…
Подвальных этих дев я жалую, как кэкс.
Я стал ухаживать, начав с «брекекекекс»…
Февраль 1916 СПб
«Две плаксы нежные, которым Тайна вдруг…»
Две плаксы нежные, которым Тайна вдруг
В парадном облаченьи Вельзевула
Средь тяжко дышащих и молчаливых мук
Греховной ночью в первый раз мелькнула,
Плетутся вечером, испуганные всем,
Как два сообщника, сплетясь руками,
Неведомо куда, неведомо зачем,
Меж дико-непонятными домами.
Бледны, раздавлены огромной новизной,
Они весь мир безмолвно умоляют,
Чтоб он был нежный к ним и чтоб он был простой,
А тут моторы с грохотом летают,
Ползет поток фигур, как бред и как тоска,
Терзает тротуарный гул, как пытка!
И как из дома своего улитка,
Луна высовывает из-за туч рога…
И так насмешница глядит из-под платка…
Март 1916 СПб
«Мне снилась сегодня во сне…»
Мне снилась сегодня во сне
Безвестная в мире дорога,
И девушки шли при луне,
Подобные белой волне,
Восславить таинственность бога.
И складки их тканей просты,
Как линии лилии, были,
И тихи, как ночью цветы,
Как эхо подзвездной мечты,
Их пальцы по струнам бродили.
И ты мне приснилась во сне,
Но где-то далёко, далёко…
На камне, одна, в стороне,
Ты плакала там при луне,
Так сломанно и одиноко…
2 августа 1916 Волма
«Луна желта. Шаманское кольцо…»
Луна желта. Шаманское кольцо
Ей в омут брошено таинственный.
Окаменение ложится на лицо
Вдруг восприявшего, что он единственный.
И тишина. Как прокаженная,
Бела береза над прудом.
И мир, как сказка, искаженная
Каким-то дьявольским лицом.
7 августа 1916
Луна – Пьеро окоченелый,
И зацепляются слегка
За мертвый лик фатою белой
Рассеянные облака.
Так мимо сердца проплывает
Воспоминаний мутных рой…
Пора! Инеса ожидает
Меня в капелле за рекой.
Вот и ее покой нарушен…
Как это странно и легко!
Мне жаль, что я так равнодушен –
Какое выпадет очко…
Быть может… лучшее в объятьи –
Рука, мелькнувшая на миг
Из моря бархатного платья,
И пены кружев… тихий крик…
Любовь? Ах, Педро верит басне!
Не он ли этот силуэт?
Что ж, звон рапиры не опасней,
Чем треск девичьих кастаньет…
30 сентября 1916 СПб
Тра-ла-ла! Ты спишь, принцесса?
Сад в подлунном серебре?
И к концу приходит месса
Ведьм на Брокенской горе.
Не проснешься? Так за дело!
Будешь плакать поутру,
Потому что ты хотела
Посмотреть, как я умру…
30 сентября 1916 СПб
«О, неужели все здесь ничего не знают…»
О, неужели все здесь ничего не знают,
Иль это я один, один лишь я – слепой?
Минуты властные мне мир переменяют,
Я не могу понять, какой он мир, какой…
То он мне кажется гигантским механизмом
И перед ним смешны все мысли, все мечты…
Дрожа, смотрю в него, приникнув к четким призмам,
Где спектры ломятся безвестной высоты.
Миг – свято в мире всё. Миг – ничего святого.
То мир есть Целое, огромное кольцо,
То хаос, темнота – душа моя, другого,
Узор созвездия, куриное яйцо…
Тогда, не вынеся общественных велений,
Я падаю бескрыл, как некогда Икар,
Хочу волнующих, бесстыдных обнажений,
Хочу, чтоб был бы бунт, а бунт был как угар…
Но ночью вновь и вновь, без криков, но отчайно,
Я чую не жрецом, а жертвою себя,
Я чую темноту, и всюду тайна, тайна,
И чей-то хитрый смех под рокот бытия…