— На правой руке? — спросил Костенко.
— Нет. На левой вроде бы...
— Якорь? — подстраиваясь под Костенко, спросил Жуков.
— Только не якорь, — ответил Дерябин. — Буквы скорее, а какие — не упомню я, говорю ж, бусой был до остекленения...
— А о чем говорили? — спросил Костенко. — Может, он какое имя называл? Улетал из Магарана? К кому? Куда? Или прилетел?
— Имя он называл, — сказал Дерябин, — он Дину какую-то называл, это помню. «Не женщина, — говорит, — а бульдозер. Для тела подходит, душу не трогает». Маленькие все здоровенных любят, к надежности тянутся... Это мне карлицу подавай, а как какой низкорослый — тот норовит к громадине приладиться.
«Москва. УГРО МВД СССР, майору Тадаве.
Срочно установите, не обращалась ли в отделения милиции по стране женщина по имени Дина, отчество и фамилия неизвестны, однако могут начинаться с букв «С» и «К», в связи с розыском пропавшего без вести мужчины в период с октября по апрель?
Костенко».
«Магаран. УГРО ГУВД СССР.
Прошу установить, не обращалась ли в отделение милиции края женщина по имени Дина в связи с розыском пропавшего без вести мужчины. Ответ радировать в Сольгинку.
Жуков».
Ответы пришли к вечеру — в обоих случаях отрицательные.
Дальнейший допрос Дерябина никаких результатов не дал.
В три часа ночи Жукова разбудили — на связь по рации вызывал научно-технический отдел управления.
— Судя по дактилоскопии, — записывал радист, — убитым был Минчаков Михаил Иванович, 1938 года рождения, шофер, осужден за наезд.
Дерябина будили долго — храпел он богатырски, грудь вздымалась ровно, как океанский прибой. Открыв глаза, он не сразу понял, чего от него хотят Костенко и Жуков, норовил повернуться на бок, по-младенчески чмокал губами, ладошку подкладывал под щеку.
— Да не спи же! — озлился, наконец, Жуков. — Того коротышку Минчаков звали?
Сначала Дерябин нахмурился, потом широко открыл глаза, резко поднялся с кровати:
— Точно! Миня! Минчак!
— Откуда он в Магаран прилетел? — спросил Костенко.
— Ей-богу, не говорил! Погодите, он вроде б улетал. Точно, говорил, на Большую землю подается.
— Ну-ка, Спиридон, ты по порядку все теперь вспомни: тут каждая мелочь важна, — сказал Жуков. — Теперь легче тебе будет, кончик мы ухватили.
— Против меня копаете? — спросил Дерябин, одеваясь. — Или я — в чистоте для вас?
— Вроде бы вы ни при чем, — сказал Костенко.
— Он при деньгах был? — спросил Жуков. — Не помнишь, Спиридон?
— А говорите — чистый... Ясное дело, капканы ставите... Неужто думаете, на мокруху пойду? Я ж в полной завязке, зарабатываю по шестьсот в месяц.
— А после аэродрома, когда в ресторане с Минчаком кончил гулять, ни копейки в карманах не осталось, — заметил Жуков.
— Да разве я с ним одним гулял?! Сколько народу напоил?! Роту, ей-богу, роту целую сквозь свой стол пропустил! Если б я его молотнул — зачем мне сюда возвращаться? Я б к маме полетел. Да вы буфетчика в ресторане спросите, он меня вниз сволок, когда я за столом уснул... Может, он Миню помнит?
— Спросим, — пообещал Костенко. — Обязательно. Только припомни, что тебе Миня говорил? О чем? О ком?
— Говорить-то говорил, да не помню что... Истый крест, помнил бы — помог. Про Дину помню, а потом — провал...
— Давай, давай, — сказал Жуков, — напрягись, «Простата»...
— Погоди, — лязгающе застегнув офицерский ремень, сказал Дерябин, — вспомнил. Тогда ж рейс отменили, снег валил, поэтому и гудеж шел... Или перенесли на утро, или отменили... И я б улетел, и Миня... Точно, буран начался, в диспетчерской сказали, что до утра откладывается, ну и понеслось — Россия! Она — стихия, и мы стихийные.
— Сколько классов кончил? — спросил Жуков.
— Фюнф, — ответил Дерябин. — Неполно-среднее, так пишу в самодоносках.
Костенко рассмеялся:
— Это про анкету?
— А про чего ж еще? Про нее, родимую — ври, не хочу, зато подшита, и обратно в характеристике: «Выдержан, хорошие показатели, привлекался, но смыл».
— Слушайте, а Миня за столом платил? — спросил Костенко.
— Он платить хотел, что правда, то правда. Но я выступал тогда, запретил ему и копейку тратить. А пачки денег у него были здоровые, он их с трудом из кармана доставал, как винт вывинчивал. Я-то все просадил... А может, потерял...
— Почему в милицию не заявил, что деньги пропали, Спиридон? — спросил Жуков.
— Я было думал... А потом похмелился и ну, решил, всех к едрене фене — затаскаете...
— А Минчакова утром уже не было? — спросил Костенко.