Абагейл встала, все еще в ужасе, но теперь зная, что надо делать.
– Убирайтесь! – закричала она. – Это куры, верно, но они для моих гостей! А теперь пошли прочь!
Они попятились. В их маленьких глазках появилась неуверенность. И неожиданно они исчезли, словно развеянный ветром дым. «Чудо», – подумала она, и душу ее преисполнила благодарность Господу. А потом неожиданно ей стало холодно.
Она почувствовала, что где-то на западе, далеко-далеко, по ту сторону Скалистых гор, которые не просматривались даже на горизонте, широко раскрылся глаз – чей-то сверкающий глаз – и повернулся к ней, выискивая ее. И она явственно услышала слова, будто произнесенные вслух: Кто там? Это ты, старуха?
– Он знает, что я здесь, – прошептала она. – Помоги мне, Господи. Помоги мне сейчас, помоги всем нам.
Волоча мешок, она вновь поплелась к своему дому.
Они приехали двумя днями позже, двадцать четвертого июля. Абагейл подготовилась к их приезду не так хорошо, как ей хотелось. Она снова чувствовала себя разбитой, даже раздавленной, могла ковылять с места на место только с помощью трости, даже воду из колодца доставала с огромным трудом. На следующий день после убийства кур и противостояния ласкам Абагейл, совершенно вымотанная, надолго уснула вскоре после полудня. Ей приснилось, что она находится на каком-то высоком холодном перевале в Скалистых горах, к западу от материкового водораздела. Шоссе номер 6 тянулось и петляло между высоких каменных стен, которые пропускали солнечный свет на дно ущелья только в очень короткий промежуток времени, от одиннадцати сорока пяти до двенадцати пятидесяти. Но во сне она попала в это ущелье не днем, а глубокой, безлунной ночью. Где-то выли волки. Внезапно в темноте открылся Глаз и стал осматриваться, перекатываясь из стороны в сторону. Ветер завывал среди сосен и голубых елей. Это был он, и он искал ее.
Она пробудилась от этого долгого и тяжелого сна еще более уставшей, чем прежде, и снова обратилась к Богу с молитвой, чтобы Он отпустил ее с миром или хотя бы изменил направление, в котором ее посылал.
Север, юг или восток, Господи, и я покину Хемингфорд-Хоум, вознося Тебе хвалу. Но не на запад, не к темному человеку. Скалистых гор недостаточно, чтобы разделить нас. Даже Анд недостаточно.
Но это не имело значения. Рано или поздно, когда этот человек почувствует себя достаточно сильным, он придет в поисках тех, кто ему противостоит. Если не в этом году, то в следующем. Собак нет, их унесла эпидемия, однако в горах остались волки, готовые служить сыну Сатаны.
И не только волки.
Утро того дня, когда наконец прибыли гости, началось для нее в семь часов. Абагейл таскала к печи поленья, по два зараз, пока печь не нагрелась, а ящик для дров не наполнился. Господь послал ей прохладный, облачный денек, первый за многие недели. К ночи даже мог пойти дождь. Во всяком случае, так считало ее бедро, которое она сломала в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.
Первым делом Абагейл испекла пироги. Воспользовалась консервированной начинкой, которую нашла в кладовой, и свежим ревенем и земляникой с огорода. Земляника как раз поспевала, восславим Господа, и ее радовало, что ягоды пошли в дело. Сам процесс готовки улучшил самочувствие Абагейл, потому что готовка – это жизнь. Один пирог с черникой, два с земляникой и ревенем и один яблочный. Их аромат заполнил утреннюю кухню. Она поставила пироги охлаждаться на подоконники, как делала всегда.
Абагейл замесила хорошее тесто, хотя без свежих яиц пришлось проявить смекалку. А ведь она побывала в курятнике, яйца лежали на расстоянии вытянутой руки, но… винить в этом можно было только себя. С яйцами или без, днем маленькая кухня с бугристым полом и выцветшим линолеумом наполнилась запахом жарящихся кур. На кухне стало очень жарко, и она поплелась на крыльцо, чтобы, как обычно, почитать Библию, обмахиваясь последним, уже потрепанным номером «Сионской горницы».
Куры получились мягкими и нежными, как ей того и хотелось. Один из гостей мог прогуляться на поле и принести два десятка початков молодой кукурузы, после чего они перекусят под открытым небом.
Завернув готовых кур в бумажные салфетки, она вышла на заднее крыльцо с гитарой, села и начала играть. Спела все свои любимые гимны и псалмы, и ее высокий дрожащий голос далеко разносился в застывшем воздухе.