— Привет, мам! — сказал он.
Она удивленно замерла:
— Итак, Ларри? Ты начинаешь завоевывать город заново?
— А как же! — Он переминался с ноги на ногу. — Я должен попросить у тебя прощения. Мне следовало позвонить и…
— Да. Это было бы неплохо.
— Я задержался с Бадди. Мы… ну… мы гуляли. Осматривали город.
— Не сомневаюсь, что именно этим вы и занимались. Этим или чем-нибудь другим вроде этого.
— Она стояла с тряпкой в одной руке и пылесосом в другой, необычно маленькая и постаревшая.
— Ты еще что-нибудь хочешь сказать мне? — спросила она после долгой паузы, глядя ему в глаза.
— Ну… разве что еще раз извиниться. Было свинством с моей стороны не позвонить тебе.
— Да, — кивнула она. — Хотя, конечно, ты взрослый и имеешь право жить, как захочешь. Я отлично усвоила это.
Он вздрогнул:
— Мама, послушай…
— У тебя идет кровь. Тебя кто-то избил на улице?
— Я же сказал — извини! — громко и настойчиво повторил Ларри. — Он постепенно начинал выходить из себя.
— Да. Это ты сказал. — Она принялась водить пылесосом по стенам.
— Мама, послушай! Меня никто не побил. Эта царапина — от корешка журнала.
— Да? — Она повернулась к нему, удивленно подняв кверху брови.
— Да. От корешка журнала.
— Кто-нибудь хотел устроить из твоей головы журнальный столик? Могу представить только, что за ночь вы с Бадди провели, осматривая город!
Он решил, что будет лучше, как и всегда, рассказать правду.
— Это была девушка, ма. Она запустила в меня журналом.
— Наверное, была зла на тебя, как черт, — констатировала Элис Андервуд.
— Мама, ты не сердишься на меня?
Она отвернулась, и ее спина задрожала.
— Не сердись, — прошептал он. — Ладно? А?
Она повернулась к нему, и он увидел в ее глазах… неужели слезы?
— Ларри, — ласково сказала она. — Ларри, Ларри, Ларри…
Ему показалось, что она ничего больше не скажет; ему даже хотелось бы, чтобы так и было.
— Это все, что ты скажешь мне? «Не сердись, мама?» Я часто слушаю тебя по радио и каждый раз горжусь, что это поет мой сын, хотя мне и не нравится твоя песня. Люди спрашивают меня, действительно ли это поет мой сын, и я говорю — да, это Ларри. Я говорю им, что ты всегда пел, и я не лгу, верно?
Он покачал головой, не поднимая на нее глаз.
— Я говорю им, что у тебя настоящий талант, Ларри. Правда, ты сам об этом знаешь. То, что ты не пришел ночевать сегодня, меня не удивило. Такова природа вещей в этом мире. Молодой мужчина и молодая женщина, они всегда уходят вместе. Иногда это раздражает, но это естественный процесс. Теперь ты вернулся. Нет, — нет, не сейчас. Ты вернулся в город. Это тоже о чем-то говорит.
— У меня нет никаких неприятностей, — быстро вставил он.
— Уверена, что есть. Я знаю это по некоторым признакам. Я уже давно твоя мать, Ларри, и ты не обманешь меня.
Он смотрел на нее, желая сказать что-нибудь, но зная, что если раскроет рот, то сможет сказать только одно: «Не плачь, мамочка, ладно?»
— Думаю, ты вернулся домой, потому что тебе некуда было больше идти. Ты не знал, куда еще можно приткнуться. Я никогда и никому не сказала о тебе дурного слова, Ларри, даже когда ты поступал некрасиво по отношению ко мне, но тебе я могу сказать все, что думаю. Я думаю, что ты умеешь только брать. Ты всегда был таким. Ты не плохой, я не это имею в виду. В тех местах, где нам пришлось жить после смерти твоего отца, ты обязательно стал бы плохим, если бы в тебе это было заложено. Мыслишь ты правильно, Ларри, и это самое ужасное. Ты знаешь, что такое плохо, но тем не менее не всегда поступаешь так как надо. Ты привык брать, вот и все. И ты пришел ко мне, потому что знал, что я могу отдать, отдать себя. Никому другому не отдала бы, но тебе — да.
— Я уеду, — сквозь зубы процедил он. — Сегодня же.
— Не нужно, — тихо сказала она. — Мне бы не хотелось, чтобы ты уезжал, Ларри. Я специально для тебя купила кое-какие продукты. Наверное, ты это заметил. И я надеялась, что завтра, может быть, мы поиграем в «вист».
— Ма… — оттаивая, он умолк. — Мы обязательно поиграем в «вист».
— По пенни за вист, и я легко обыграю такого младенца, как ты.
— Да, если я дам тебе выиграть.
— Так как же, Ларри?
— Все в порядке, — сказал он. Впервые за сегодняшний день он почувствовал себя хорошо. Тихий голосок внутри него подсказывал, что нельзя утрачивать свободу, но Ларри его не слушал. То, что она сказала, — правда, хотя ему и было тяжело это выслушать. — Вот что я скажу тебе. Я куплю билеты на этот матч, 4 июля. И я обставлю тебя в карты сегодня вечером.