Как раз когда кончилась реклама и на экране появился фильм, крошка Черил начала плакать — прерывистый, безобразный визг, перемежающийся со взрывами кашля.
Лила отложила сигарету и заспешила в спальню. Четырехлетняя Ева продолжала спать, но Черил лежала на спине в своей кроватке, и лицо ее приобрело зловещий красный оттенок. Крики стали звучать придушенно.
Лила не боялась крупа с тех пор как им переболели оба ее ребенка. Она перевернула крошку Черил вниз головой и сильно похлопала ее по спине. Черил квакнула, как лягушка, и неожиданно выплюнула на пол сгусток желтой слизи.
— Лучше? — спросила Лила.
— Да-а-а, — протянула крошка Черил. Она уже почти заснула вновь.
Лила вытерла пол бумажной салфеткой. Ей никогда не приходилось видеть такой обильной мокроты у ребенка. Лила закурила новую сигарету, чихнула на первой же затяжке и сама уже зашлась в приступе кашля.
4
Уже час, как стемнело.
Старки в одиночестве сидел за большим письменным столом, роясь в ворохе телеграмм. Их содержание пугало его. Он служил своей стране уже тридцать шесть лет, начав с роли запуганной шестерки в Вест-Пойнте. Его награждали медалями. Он разговаривал с президентами, давал им советы, и иногда эти советы принимались. Ему и раньше приходилось попадать в трудные ситуации, но эта…
Он был напуган, так сильно напуган, что едва позволял признаться в этом самому себе. Он нажал кнопку под центральным монитором. Изображение появилось с обескураживающей быстротой, свойственной солидному государственному оборудованию. На экране возникла калифорнийская пустыня. Ее безлюдность выглядела жутковато из-за пурпурно-красного оттенка, который придавала изображению инфракрасная съемка.
Вон он там, впереди, — подумал Старки. Проект Блу.
Страх вновь попытался захлестнуть его. Он полез в карман и вытащил синюю таблетку. Дочь называла их «отрубонами». Впрочем, названия не имеют значения, важны результаты. Он проглотил таблетку, не запивая, и поморщился.
Проект Блу.
Он оглядел остальные, выключенные мониторы, а затем нажал кнопку под каждым из них. Четвертый и пятый показывали лаборатории. На четвертом — физическая, на пятом — биологии вирусов. Лаборатория биологи вирусов была вся заставлена клетками животных, в основном — морских свинок и обезьян. Было и несколько собак. В лаборатории физики небольшая центрифуга до сих пор продолжала вращаться. Старки пожалел об этом. Он горько пожалел об этом. Было что-то кошмарное в том, как эта штука весело крутилась, не останавливаясь ни на одну секунду, в то время как доктор Эзвик лежал рядом на полу, неуклюже раскинувшись, словно воронье пугало, не устоявшее под напором сильного ветра.
Они объяснили ему, что центрифуга работает от того же источника, что и освещение, поэтому если они ее выключат, то погаснет и свет. А камеры там внутри не приспособлены для инфракрасной съемки. Старки все понял. Еще какие-нибудь ублюдки могут заявиться из Вашингтона, чтобы посмотреть на труп лауреата Нобелевской премии, лежащий в четырехстах футах под землей, меньше, чем в миле отсюда. Если выключим центрифугу, выключим и профессора. Элементарно. Дочь называла такие ситуации «Уловка-22» note 1.
Он принял еще один «отрубон» и посмотрел на монитор номер два, который ему нравился меньше всего. Ему не нравился человек, упавший лицом в тарелку супа. Представьте, что кто-нибудь подойдет к вам и скажет: «Вы проведете вечность с физиономией, погруженной в миску супа». Это как старый киношный комический трюк, когда тортом попадают кому-нибудь в лицо. Перестает быть смешным, когда этим кем-то становишься ты сам.
На первом мониторе были только электронные часы. До тринадцатого июня все цифры на них были зеленого цвета. Теперь они стали ярко-красными. Часы остановились. Они показывали: 06-13-90 02:37:16.
13 июня 1990 года. Два часа тридцать семь минут утра. И еще шестнадцать секунд.
Позади раздался стук.
Старки выключил мониторы один за другим и обернулся. Он увидел, что одна из телеграмм упала на пол, и поднял ее.
— Войдите.
Это был Крейтон. Он был бледен, как мел. Опять плохие новости, — равнодушно подумал Старки. Еще кто-нибудь совершил затяжной прыжок с вышки в миску холодного супа.
— Привет, Лен, — сказал он спокойно.
Лен Крейтон кивнул в ответ.
— Билли. Эти… Боже, я не знаю, как тебе об этом сказать.
— Чем яснее, тем лучше.
— Эти люди, которые переносили тело Кэмпиона, проходят предварительные исследования в Атланте, и новости не очень утешительны.
— Все заражены?
— По крайней мере, пятеро. Есть там один парень — его зовут Стюарт Редман — так вот, у него пока отрицательная реакция.
— Если бы Кэмпион не сбежал, — сказал Старки. — Там оказалась хреновая система безопасности. На редкость хреновая.
Крейтон кивнул.
— Продолжай.
— В Арнетте введен карантин. Мы уже выявили шестнадцать случаев гриппа, вызванного постоянно мутирующим вирусом А-Прайм. А ведь это пока только больные в открытой форме.
— Средства массовой информации?
— Пока никаких проблем. Они верят в то, что это сибирская язва.
— Что еще?
— Одна очень серьезная проблема. В Техасе есть патрульный полицейский по имени Джозеф Роберт Брентвуд. Его двоюродному брату принадлежит как раз та самая заправка, где Кэмпион закончил свое путешествие. Он заехал вчера утром к Хэпскому предупредить о том, что приезжают люди из департамента здравоохранения. Мы задержали его три часа назад, и сейчас он на пути в Атланту. А до этого он объехал на патрульной машине половину Восточного Техаса. Одному Богу известно, со сколькими людьми он вступал в контакт за это время.
— О, черт, — сказал Старки и сам испугался водянистой слабости своего голоса. Вероятность заражения — 99,4%, — вспомнил он строчку из телеграммы. А это, в свою очередь, означало 99,4% смертности, так как человеческий организм не в силах производить антитела, способные уничтожить постоянно мутирующий антигенный вирус. Как только организм вырабатывал нужные антитела, вирус просто мутировал в новую, слегка отличную от предыдущей, форму. По этой же причине создание вакцины представлялось практически невыполнимой задачей.
99,4%.
— Ну же, продолжай. Что там еще?
И тогда Крейтон мягко произнес:
— Хаммер мертв. Билли. Самоубийство. Он выстрелил себе в глаз из табельного оружия. Материалы по Проекту Блу были у него на письменном столе. Мне кажется, он подумал, что они представляют собой вполне исчерпывающую предсмертную записку.
Старки закрыл глаза. Вик Хаммер был его пасынком. Интересно, как он скажет об этом Цинтии? Мне очень жаль, Синди. Вик сегодня нырнул в миску холодного супа. Вот, прими «отрубон». Я хочу сказать тебе, что это была просто цепь досадных случайностей. Ни одна из них не произошла по вине твоего парня. Но он возглавлял проект, и он понял, что ситуация ухудшается, и тогда…
— Спасибо, Лен, — сказал он.
— Билли, не хочешь ли ты…
— Я поднимусь через десять минут. Я хочу назначить заседание общевойскового штаба через пятнадцать минут. Если они в постелях, вышиби их оттуда.
— Да, сэр.
— И, Лен…
— Да?
— Я рад, что именно ты сообщил мне об этом.
— Да, сэр.
Крейтон вышел. Старки посмотрел на часы. Потом он подошел к мониторам, вмонтированным в стену. Он включил монитор номер два и задумчиво уставился на безмолвный кафетерий Проекта Блу.
5
Ларри Андервуд повернул за угол и нашел место для стоянки, достаточно обширное, чтобы втиснуть свой «Датсун Зед» между пожарным гидрантом и чьим-то мусорным контейнером. Ларри попытался убедить себя в том, что в действительности он не заметил распухший труп кошки, в белый живот которой вгрызалась крыса. Крыса так быстро исчезла в свете его фар, что вполне можно было бы поверить в то, что ее там и не было. Кошка, однако, осталась на месте.
ДОРОГОЙ НЬЮ-ЙОРК, ЭТО ОПЯТЬ Я.
Может быть, «Янки» в городе. Хоть какое-то оправдание для его путешествия. Доехать на метро до стадиона, пить пиво, есть горячие сосиски и наблюдать за тем, как «Янки» вышибают дурь из Кливленда или Бостона…