В Пакистан Барьялай попал в семьдесят девятом — первый год, когда беженцы из Афганистана хлынули в соседнюю страну не тонким ручейком — а полноводной рекой. Он уже был исламистом со стажем, полноправным членом запрещенной организации «Джаванан-и-муслимен»[26], по сути афганского филиала движения «Братья-мусульмане» — и поэтому довольно легко выбился в люди, стал полевым командиром. В Пакистан его отряд — тогда от больше чем ста человек в живых осталось двадцать, их сильно потрепали вертолеты и самолеты-штурмовики — вернулся четыре месяца назад. Здесь он пополнился новыми, прибывшими со всего света моджахедами, в чьих сердцах горело фанатичное желание убивать шурави, перевооружился — американцы как раз доставили новые гранатометы, автоматы АКМ египетского производства и «Стингеры» — и готов был вновь идти в бой. Сам же Барьялай наведался в банк в Пешаваре и с удовлетворением убедился, что американцы не обманули — его счет сильно пополнился. Еще один — два выхода, и он уйдет на покой, уважаемым человеком, купит несколько лавок, возьмет себе пару молоденьких жен и проживет остаток жизни в довольстве и спокойствии.
Последний выход Барьялая в Афганистан был не таким удачным как все предыдущие, он потерял в тяжелых боях почти весь свой отряд. Вышел он, в тот проклятый поход конечно же не для того чтобы воевать с шурави — последний дурак пойдет воевать с шурави. Шурави — это настоящая армия, с танками, с пушками, с вертолетами и самолетами. Попробуешь воевать с ними в открытую — ляжешь без вариантов, тебя просто размажут по скалам, не останется даже могилы. С шурави воевали в основном наемники, да конченные фанатики, которым промыли мозги в медресе. Вот они воевали, убивали и гибли сами — тысячами. Моджахеды же ходили воевать с афганцами, многие из них афганцами не были и не испытывали никакого сожаления вырезали кишлаки — а кто-то настолько ошалел от крови, что воевал с собственным народом, с такими же афганцами как он сам. Они шли убивать, грабить, вырезать партядра[27], уничтожать учителей и врачей. Благословением Аллаха было, если на дороге попадется русский врач или учитель — за их головы платили очень много. Иногда вступали в стычки с отрядами афганской армии и царандоя — те бойцами были трусливыми... даже не трусливыми, просто многие считали грехом стрелять в своих братьев по крови. А вот прямых стычек с русскими моджахеды избегали и воевали всерьез только тогда, когда не было иного выхода, когда надо было защищать укрепленный район, когда выдалась возможность забить колонну, выпустить мины и ракетные снаряды по позициям шурави, или какое то другое дело — быстрое и относительно безопасное. Еще всерьез сражались с щурави племенные ополчения, с которыми не было договоренности о прекращении огня — но только на своей земле, и не за ислам, а за землю. В остальных случаях, столкнувшись с шурави, моджахеды предпочитали бежать.
Вся эта война держалась на деньгах — на больших деньгах, на деньгах потоком текущих из-за границы от США, Китая и богатейших стран Персидского залива. Солдат правительственной армии и Царандоя получал в месяц жалование примерно полторы тысячи афгани. А если человек вступал в отряд моджахедов — то ему сразу в качестве пособия выдавали пятьдесят-семьдесят тысяч афгани. И платили еще потом — от трех до пяти тысяч афгани зарплату. Если шурави научили тебя дефицитной специальности — снайпер, сапер, пулеметчик на крупнокалиберном пулемете — зарплата твоя будет больше в два, а то и в три раза, плюс к тебе приставят личную охрану. Специалисты, подготовленные шурави, ценились, часто моджахеды, заходя в кишлак, искали тех, кто отслужил в афганской армии и ... нет, не убивали их, а предлагали пойти к ним в отряд и зарабатывать не в пример больше, чем можно было бы заработать честным трудом. Два года отслужил в народной армии — теперь два года отслужи в исламской. Вот так, на огромных деньгах и длилась эта война ...
Барьялай понимал людей, видел их насквозь — только его звериное чутье и хитрость помогли во время его последней вылазки уцелеть. Все шло как обычно — подошли к кишлаку, через доверенных людей выяснили, есть ли тут партядро, кто из жителей кишлака активничает, кто не ходит в мечеть, кто посматривает в сторону новой власти. А потом окружили кишлак со всех сторон — и ворвались в него...
Партядро сумели обезвредить быстро — тот же доверенный человек перерезал телефонный провод, а дальности рации не хватало. Потом пошли на штурм. В партядре как всегда было пять человек, одного застрелил снайпер, остальных покрошили выстрелами из гранатометов. В партядре оказалась и женщина, над ней надругались, уже над мертвой. Потом начали судить жителей кишлака. Двоим, на кого указали, как на пособников новой власти отрезали головы и зашили во вспоротые животы. Так же поступили с учителем, которого прислали из Кабула, чтобы учить детей. Надругались над всеми детьми, которые посмели ходить в школу — и над мальчиками и над девочками. Забрали все что было ценного, при грабеже убили старика, который посмел им помешать. И ушли — до другого кишлака.
Неприятности начались в третьем кишлаке. Внедренный туда душманами агент продался ХАДу, и когда духи пришли в кишлак, успел сообщить о нападении. Кишлак они захватили, успели всласть покуражиться — а вот уйти не сумели. Как раз когда они собирались идти дальше, уже огрузшие от добычи — над кишлаком закружились в смертельном танце вертолеты.
С предателя заживо сняли кожу — а потом началась эта страшная гонка. Им повезло — афганцы решили провести операцию сами, не ставя в известность шурави — иначе, скорее всего, уйти не удалось бы никому. Высадив десант на окрестные высоты, афганцы не решились штурмовать кишлак с ходу, решили дождаться подхода бронегруппы. Духи выиграли время, среди людей Барьялая был один очень ценный — сын мастера-кяризника, знающего все кяризы в округе. В любом кишлаке есть колодцы, прямо связанные с кяризами — человек не может существовать без воды. Вот по ним Барьялай и ушел, оставив часть группы на верную смерть за идеалы ислама. Потеряв своих людей и перебив людей Барьялая бойцы афганской армии ворвались в кишлак, слили в кяризы несколько бочек с топливом, подожгли — но было уже поздно. Барьялай ушел.
Верней, это он думал что ушел. Поняв, что произошло афганцы сообщили шурави и маневренные отряды советских войск начали операцию поиска и перехвата, стремясь отрезать группу Барьялая от границы, запереть в каком-нибудь ущелье и не спеша добить. Скорее всего, Барьялай, хитрый и жестокий бандитский вожак-басмач сумел бы уйти, ведь горы велики и сколь-либо плотно перекрыть их просто невозможно. Но, наверное, чаша терпения Аллаха переполнилась от злодеяний, совершенных во имя его и с именем его на устах бандитами Барьялая. Они не успели пройти и километра от лаза из подземного лабиринта — как прямо на них из-за горы выскочила пара вертолетов шурави...
Началась гонка. Барьялай разбил отряд на несколько мелких групп, дав задание прорываться к границе и назвав точку встречи по ту сторону. Сам пошел с меньшей из всех, всего десять человек — но десять человек самых преданных, самых опытных, прошедших с ним огонь и воду. И он шел с ними к границе, не шел — бежал, скрываясь в скалах от вертолетов, моля Аллаха чтобы его не заметили летчики барражирующих в небе штурмовиков. Он строго настрого запретил своим людям стрелять в самолеты и вертолеты, и даже в наземные отряды шурави, чтобы не выдавать себя. Все равно, сбить вертолет шурави им было нечем, а вот от ответного удара НУРСами или бомбами от них бы осталось мокрое место. Русские высаживали десанты на скалы, перекрывали заслонами известные им караванные тропы, отрезая душманов от границы. А они бежали и бежали, преследуемые шумом винтов и пулями. И снова бежали. Падали. Поднимались и бежали дальше. Но не все...
26
Джаванан-и-муслимен — мусульманская молодежь — запрещенная экстремистская организация, существовавшая в действительности. С нее по сути начиналось исламское сопротивление в Афганистане. Все — и Раббани и Хекматиар и Халес и другие прошли через нее.
27
Партядра — одной из ошибок НДПА в Афганистане было стремление установить свою власть даже так, где ее не было никогда даже при короле и Дауде. С этой целью организовывались партядра, они посылались в кишлаки и уезды, тем самым создавая фактор раздражения для местных жителей и служа мишенями для духов. Если бы была принята более разумная политика — создать несколько укрепленных районов и оттуда действовать — потерь было бы намного меньше, и среди афганцев и среди русских — а моджахеды таких успехов не достигли бы. Но даже при всем при этом моджахеды на одного убитого русского теряли двадцать-тридцать своих.