В точке встречи Барьялай ждал три дня. Вышли — всего двадцать человек. Из ста. Банда была почти уничтожена. Почти — потому что жив был сам Барьялай.
Произошедшее стало причиной того, что Барьялай решил, эта вылазка — последняя. Шурави научились воевать, среди них стало слишком мало баранов и слишком много — волков. Поэтому, с этой вылазки, с той в которую он идет сейчас, надо заработать все, что только можно.
Недавно Барьялай договорился с купцами — о том, что когда его отряд пойдет обратно — то возьмет на сопровождение караван. Довести его надо было всего до Тангая, там уже его раздробят на малые части и погонят другие люди. Но до Тангая довести его было надо — и купцы платили за это солидно. А если можно заработать денег — почему бы и не заработать. Узнав о том, что караван пойдет под охраной Барьялая, в отряде которого было под сотню моджахедов, купцы набрали аж восемьдесят ослов с товаром вместо обычных пятидесяти. Восемьдесят — это не пятьдесят, заявил им вчера Барьялай и повысил цену. Купцы согласились...
Сегодня, Барьялай собирался уже выходить — как его вызвал к себе местный резидент ЦРУ, вызвал его с самого утра, не дав нормально отдохнуть в последний спокойный день. Вообще-то Барьялай хотел его послать куда подальше — но вовремя одумался. Нельзя — американцы это деньги и оружие, без американцев шурави уже бы раскатали моджахедов в тонкий блин. У шурави — самолеты, вертолеты, танки, орудия — с голыми руками на них не пойдешь. Перестанут американцы поставлять Стингеры — и что тогда делать с советскими вертолетами? Но все равно — американцев Барьялай сильно недолюбливал.
К штаб-квартире ЦРУ — она располагалась как раз в лагере, где проходили подготовку его моджахеды — он подъехал на лошади. Автомобили Барьялай тоже не любил — а по лошади сразу можно сказать, кто ее хозяин. Вообще, в Афганистане содержать лошадь мог только очень богатый человек, обычные люди обходились ослами и ишаками. Седло на лошади Барьялая было изукрашено медными и даже серебряными украшениями — солидно. Соскочив с лошади, Барьялай направился к знакомой двери, твердо решив, что если ЦРУшнику что-то будет нужно-простым «спасибо» он не отделается.
Но ЦРУшник встречал его не в кабинете, как обычно — стоило только Барьялаю подойти к двери, как она распахнулась, и навстречу вышел американец. Моджахед сразу приметил, что с американцем что-то неладно...
— Как ваше здоровье, эфенди... — Барьялай лицемерно поклонился и прижал руку к груди — как семья?
— Здоровье хорошее, слава Аллаху — американца определенно что-то беспокоило — но я позвал тебя, не для того, чтобы разговаривать о здоровье — моем, твоем, моей семьи. Есть дело, возможно опасное. Но я знаю, что ты, Барьялай с ним справишься...
Курран тоже имел дело с этими людьми не первый год, и знал на каких струнах и как играть. Стоит только усомниться в их достоинствах как воинов... На пулемет полезут, не задумываясь.
— Никто с ним не справится эфенди — кроме меня!
— Я так и думал. Нужно сопроводить человека. На ту сторону...
Пока Барьялай ничего серьезного не видел — ну сопроводить, так сопроводить. На ту сторону ходили часто — журналисты, сотрудники «Красного креста», наемники, разведчики, инструкторы. Дело житейское.
— Куда сопроводить?
— Тангай. Туда же, куда идешь и ты.
Барьялай не мог понять причины нервозности американца.
— Сопроводим...
Американец придвинулся ближе
— Ты сказал. Ты нее понимаешь, насколько важен этот человек? Он важен настолько, что если ты не доведешь его до Тангая — господин Хекматиар[28] прикажет снять кожу с тебя и со всех твоих людей. Теперь ты понимаешь, насколько это серьезно?
Давать задний ход было поздно...
— За такую работу должна быть и плата...
— Назови! — американец был не настроен шутить
— Двадцать.
Американец поморщился. Двадцать тысяч долларов — это много, столько за перевод одного человека никогда не платили. Но — по крайней мере, этот самый Маллен не будет стоять у него над душой. Он платит за то, чтобы от него избавиться — хотя бы на время. А там...
— Согласен...
— Деньги вперед.
— Получишь сейчас же. В банке. Помни, что я тебе сказал.
Барьялай улыбнулся
— Пусть твой человек приготовится идти. Выходим уже сегодня.
Пакистан. Зона племен, спорная территория. 24 сентября 1986 года
Место для засады было идеальным. Если бы это было в любом другом месте — лейтенант никогда бы не разместил группу здесь — как в тире, первое что приходит в голову, когда смотришь на это место — «засада». Но здесь был то ли Афганистан, то ли Пакистан — короче, для духов это была своя земля. А для них — чужая. Чужая и враждебная, где не стоило задерживаться ни одной лишней минуты.
В качестве тормоза для каравана лейтенант избрал минное поле — просто ничего другого сделать было нельзя. Если бы он поставил группу по фронту каравана, прямо на тропе — он демаскировал бы засаду и подставил бы пацанов — а этого он избегал настолько, насколько возможно. Конечно, это их земля, тут они будут гнать караван не так как в Афганистане. В Афганистане перед караваном гнали стадо животных, чтобы если тропа заминирована — животные ее бы разминировали своими ногами. В последнее время у шурави появились мины нового поколения — комплексы «Охота», различающие животных и людей и не реагирующие на животных. После того, как несколько караванов погибло на управляемых минных полях — тактику снова сменили. Теперь где были пленные и рабы — вперед гнали пленных, где таковых не было — вперед гнали женщин и детей, потому что их жизни по сравнению с жизнями мужчин мало что стоили. В итоге сейчас спецназовцы и вовсе предпочитали подрывать мины вручную там, где это было возможно.
Они расположились не так, как планировалось раньше — а на противоположном склоне, на террасе. До тропы, по которой пойдет караван было всего метров сто пятьдесят — двести. Лейтенант разбил подчиненных ему людей на две большие группы по восемь человек и разнес их по фронту более чем на двести метров. Рискованно — но в таком случае первая группа будет бить в лоб каравана, вторая — в хвост и таким образом получается что-то вроде огневых клещей. По центру же будет относительно безопасно — там они пойдут в атаку. И там их будет ждать минное поле...
Минное поле ставил старый и опытный ас, виртуоз саперного искусства, прапорщик Раденко, единственный в группе старший прапорщик. Он же был самым старшим в группе по возрасту — тридцать девять лет. Этот старый и прожженный волк войны, успевший хапнуть и Вьетнама, и в Ливане побывать, и еще черт знает где, был фанатиком минной войны. Его и сослали то в спецназ ради того, чтобы он не задалбывал командование требованиями начать тотальную миную войну, перекрыть управляемыми минными полями всю афгано-пакистанскую границу. Прапорщик Раденко вообще считал, что все остальные члены группы должны просто сопроводить его до места встречи каравана, помочь дотащить минно-взрывные средства и прикрыть его, пока тот вяжет взрывную сеть. А стрелять и смысла нет — если духи войдут на минное поле, установленное им, Раденко — то ни один из них с него не выйдет. Разведчики матерились — Раденко не знал меры и всегда брал минно-взрывные средства с запасом, «шобы було» — что добавляло по два, а то и три килограмма к их и так тяжелым рюкзакам. Но Скворцов его уважал — а остальные его зауважали после того, как на одно из минных полей прапорщика влетел большой караван из десяти «Симургов».[29] Минное поле тогда ставили долго, несколько часов и мин не пожалели. А суть была в том, что электрическая цепь автоматически замыкалась тогда, когда головная машина въезжала на обозначенный участок. К этой цепи были густо привязаны «лягухи» и МОНки.[30] Потом подсчитали, сколько патронов израсходовали на то, чтобы забить караван — ровно шесть. Лейтенант прибил из СВД тех, кто еще подавал признаки жизни после подрыва и все, остальные даже не стреляли. Весь караван разом подорвался на минном поле — и сгорел дотла...
28
Гульбеддин Хекматиар, полевой командир, исламский экстремист из непримиримых, один из членов «Пешаварской семерки». Жив до сих пор, имеет отношение к движению «Талибан». Особо опасен.
30
Лягуха — ОЗМ-72, подпрыгивает на полтора метра и взрывается, целое отделение разом лечь может. МОНка — мина направленного действия, взрывчатка и поверх нее с одной стороны — готовые осколки. Тоже подорвется — хорошего мало. Существует в различных вариантах МОН-50, МОН-90 и т.д.