В помещении столовой подувал сквознячок, пахло горелым маслом и почему-то квашеной капустой. Гардеробщицы в гардеробе конечно же не было, плащ посетители вешали сами и сами брали номерки — а вот остается ли он на своем месте, к тому моменту как человек покушает и придет его забирать — это большой вопрос. Предупреждая людское возмущение пропажей вещей, на стене висел криво пришпиленный кнопками плакат, на котором большими неровными буквами было написано «Администрация столовой ответственности за сохранность оставленных в гардеробе вещей не несет!»
Дом, милый дом... Человек этот прилетел в Союз только сегодня утром, и прилетел он из того места, где вот такая столовая, в которой тебя обхамят, и в которой немудрено отравиться, покажется раем земным. В Союзе он не был несколько месяцев...
Оставив плащ в гардеробе — под ним оказался дешевый, но чистенький костюм — человек прошел в собственно столовую. Столовая тоже была самая что ни на есть родная — с облицованным плиткой окошком, куда сдавали грязную посуду, с длинным прилавком по которому двигались подносы страждущих перекусить к кассе, с толстой, одетой в замызганный белый халат работницей столовой у кассы, на перемазанном — иначе и не скажешь — косметикой лице которой навек застыло выражение «не мешайте работать, суки!»
Человек взял пластиковый поднос, поставил на него тарелку с разваренным до клейкой, желеобразной массы макаронами и двумя черными, подгорелыми котлетами, присовокупил к этому стакан с остывшим чаем и второй, с мерзкого вида «компотом» — вываркой из сухофруктов, двинулся к кассе. Расплатился мятой десятирублевкой, «не заметил», как его обсчитали, безропотно забрал сдачу и направился в дальний, плохо освещенный угол столовой, где за крайним столиком ковырялся в своей тарелке какой-то мужик-работяга. В спину ему ударил крик «Зин, котлет еще давай!» — а в ответ раздался залп многоэтажного мата, из которого опытный человек, продравшись через все нецензурные словосочетания, мог понять, что котлет нет, и сегодня не будет, потому что мясо опять привезли — одни кости. Кости — оно, конечно, кости, уважительная причина... Особенно если хорошее мясо в сумку, да в холодильник — и до дома...
— Разрешите? — человек остановился перед единственным на всю столовую занятым столиком с тем самым хмурым работягой. Основная масса рабочих уже отобедала, и в столовой был только он и еще этот человек — вдвоем веселее.
— Садитесь... — тот, второй продолжал вяло ковыряться в тарелке. Человек сел за стол, взял из розетки на столе две бумажные салфетки и расстелил их на коленях. Внимательно осмотрел блюдо, стоящее перед ним...
— В Ясенево кормят намного лучше, Константин Макарович? — тихо спросил он
— По крайней мере там не отравят ... сварливо, приглушенным голосом сказал второй — какого черта встречаться надо было здесь? Неужели нельзя было выбрать нормальное место?
— В нормальном месте каждый первый официант, и каждый первый швейцар упомянут о нас в отчете, которые они напишут своим кураторам — просто ответил первый
— Этот отчет в конечном итоге попадет на стол мне же...
— Уверены? — остро взглянул первый — я вот в этом совсем не уверен. Если бы это было так — вряд ли бы вы стали договариваться о встрече со мной.
— Как дела в Афганистане? — спросил второй, пытаясь перехватить нить беседы
— В Афганистане? Нормально дела в Афганистане! По крайней мере, там если и стреляют — так стреляют в лицо, а не в спину. В спину стреляют здесь, у нас. Впрочем, довольно, Константин Макарович. Вы просили встречи — я здесь, прилетел из Афганистана только ради нее. Излагайте, что вам нужно от нас?
— Нужно... — второй задумался, подбирая слова, потом решил рубануть сплеча, посчитав, что самый краткий путь к цели это прямая — вам не кажется, что наша вражда зашла слишком далеко?
— Вот оно что... И что же привело вас к столь разумной мысли, товарищ генерал-майор? — в голосе первого проскальзывал убийственный, ядовитый сарказм... — впрочем, можете не отвечать, я сам отвечу. Сколько человек осталось в живых из вашей пятерки, полковник? А?
Второй молчал
— Давайте, посчитаем. Еще и четырех лет толком не прошло, как умер ваш Председатель. И? Козленок разбился на машине, не вписался в поворот. Пьяный, хотя в рот не брал. Манукян погиб на охоте от случайного выстрела. Петренко покончил с собой, надышался газом, не оставив даже предсмертной записки. Два года — и три смерти. Это только в вашей «пятерке», которую собирал и курировал лично Андропов. Вы не пытались выяснить, полковник, сколько человек осталось в живых из других пятерок? Кто следующий, полковник? Вы? Дроздов?
— Откуда вы про нас знаете... — в голосе всесильного генерал-майора, руководителя управления КГБ отчетливо слышался страх — откуда вы про нас все знаете...
— От верблюда! — грубо ответил первый — вы заигрались. Но профессионализма для таких игр у вас не хватает. Катастрофически! И теперь — извольте отвечать за последствия ваших игр. По крайней мере — не играть тут в игры передо мной. Не надо! Кто?
Генерал-майор, несколько лет назад, когда только начиналась разработка плана бывший полковником, одним из наиболее доверенных лиц Андропова поднял глаза от тарелки и столкнулся с умным и жестоким, волчьим взглядом собеседника
— Кто? Или я уйду, и расхлебывайте дальше сами!
— Первый...— едва слышно прошептал генерал-майор
— Нынешний?
— Да...
— Еще кто?
— Список дать?
— Не надо. И так понятно, кто еще, не надо быть Эйнштейном. На чем его взяли?
— Кого?
— Первого! Не прикидывайтесь дурачком, сделали — извольте отвечать!
— На наркоте...
— Сильно?
Теперь генерал-майор уже лопнул — информация лилась потоком...
— Не так, чтобы... Но в его положении...
— Еще на чем? Не может быть, чтобы не было загранки!
— Было... Во Франции... спекуляция, контакт с сотрудниками ЦРУ. Парижская резидентура.
— На самом деле? Или нарисовали?
Генерал-майор замялся, прежде чем ответить...
— Спекуляция, на самом деле... Контакт с сотрудниками ЦРУ... В общем, немного дорисовали.
— Кто дорисовал?
Генерал молчал
— Вы дорисовали, так ведь? Ну же, генерал, и так уже все понятно. Вы курировали пятый отдел управления «С»[2] ПГУ, который отвечал за Западную Европу, сидели на контрразведывательном обеспечении. Вы и дорисовали...
— Мне Председатель приказал! — внезапно окрысился Константин Макарович — вы думаете, я сам до этого додумался?
— Конечно же нет... Я вообще сомневаюсь, что вы способны сами додуматься до чего бы то ни было путного. Воистину: дурак хуже предателя!
Генерал-майор дернулся, как от пощечины.
— Списки второго этапа у вас? Кто куратор?
— Бобыкин... — произнес генерал как-то обреченно — Бобыкин куратор второго этапа. И списки — у него.
— Бобыкин... — человек с волчьими глазами произнес эту фамилию медленно, будто взвешивая на весах — Бобыкин. Поставили лису цыплят охранять...
— Что вы намерены делать?
Человек молча глядел в глаза генерала...
— Нет... — генерал понял, понял и без слов — вы сумасшедший. Вы с ума сошли после Афгана, вы все. Этого нельзя делать, это неслыханно.
— Почему же? Ignis sanat. Огонь излечивает, не учили латынь в вышке[3], генерал?