Подполковник Цагоев перегнулся через стол — и даже Скворцов, многое, несмотря на молодость повидавший в жизни ужаснулся выражению глаз советского офицера...
— Нет... Все они отлично понимают... — спокойный голос подполковника резко контрастировал с ненавистью, плескавшейся в его глазах — все они прекрасно понимают и знают. Просто мы забросили ловить врагов в последние годы — вот они и расплодились. Они не преступники, Скворцов, запомни это. Они — враги!
— Сысоев! Сысоев! Старлей, твою мать! Ты что, заснул что ли? Приди в себя.
Он выныривал из черных глубин памяти, из свившей гнездо в памяти беды, возвращаясь в настоящий мир, в выстуженный десантный отсек Мишки.
В реальность...
— Минута до сброса!
— Есть минута!
Бортмеханик выглянул в ревущую круговерть за окном — а то и дело начинался снег, погода была совершенно нелетной — и спрятался обратно.
— Видимости нет ни хрена! Идем по приборам! Высадим, где сможем!
Подполковник Цагоев показал ему большой палец — видимо экипаж летал по этому маршруту не раз и не два, только поэтому согласился лететь в такую погоду в этом опасном районе. Да и Цагоев с экипажем был знаком.
— Готовность!
Вертолет зависает над склоном — прошел снег, много снега им завалена вся площадка. Что там под снегом — если камни, то они останутся здесь навсегда. С раненым им не выбраться отсюда. Никогда.
— Пошел!
Один за другим, трое десантников с нескольких метров высоты прыгают с вертолета, падая, распластываются в снегу. Вертолет тут же берет курс домой, грохот его винтов постепенно стихает. Они остаются втроем — и кажется, что на необитаемой планете.
— Доклад!
— Норма.
— Норма.
Первый этап пройден — десантировались без происшествий.
— Обвязываемся.
Альпинистская веревка — сколько жизней ты спасла? Десять тысяч? Пятьдесят? Сто?
— Идти след в след. Все команды подаю рукой! Без команды не стрелять. Вперед!
Непонятно, как подполковник ориентировался здесь — но он, тянущий по виду лет на сорок, загнал двоих лосей-спецов меньше чем за час. Он шел по смертельно опасным склонам, где неосторожный шаг и вниз так, как будто участвовал в параде на какой-нибудь площади. Горы для подполковника были домом — и это было не преувеличение...
— Дреш, фаёри мекунам![2] — крикнули откуда то спереди.
Сысоев рухнул в снег, лихорадочно освобождаясь от веревки, стесняющей движения, прижал к плечу приклад автомата, нацелив его туда, откуда раздался крик
— Свои — крикнул в ответ Цагоев с заметным, даже нарочито заметным акцентом
— А с вами кто, товарищ подполковник? — горные призраки этих мест, оказывается, хорошо знали русский[3].
— Тоже свои! Не стреляйте! Ништ фаёри!
Встречающих было, как и их — трое, в меньшей по численности группе ходить по горам, да еще и в снегопад было рискованно. Подполковник обнялся со всеми, как это было принято на Востоке. Двое из встречавших подполковника были афганцы, а вот третий — хоть и одет был как афганец, но был русским, на это указывала его русая борода. Дальше пошли двумя связками.
Через два с лишним часа, когда и Сысоев и Волков, несмотря на нештатные свитеры, успели основательно промерзнуть — пришли в какой-то кишлак. Маленький, засыпанный снегом, с едва заметным дымом из труб — топили здесь не так, как в Союзе, дрова продавались на вес.
— Заходим — приказал подполковник
В довольно большом по афганским меркам доме афганцы помогли им раздеться, не проявляя никакой враждебности, оружие они оставили при себе, да его никто и не требовал отдать. Сняли обувь. Из соседней комнаты вышел среднего роста человек, по виду тоже русский хоть и борода его была черного цвета, цепким взглядом окинул пришедших. Затем заговорил с подполковником на местном наречии...
— Пошли.
Первым зашел тот же моджахед, который только что вышел из комнаты.
В соседней комнате уютно бурчал маленький японский генератор — мечта любого подразделения советской армии, горела запитанная от него лампочка, грела жаровня с углями. На коврах, в углу комнаты поджав под себя ноги по-турецки, сидел средних лет, невысокий, даже щуплый, с короткой бородой афганец и читал какую-то книгу. Взглянув на вошедших, он поднялся им навстречу.
— Я рад приветствовать гостей в моем доме... — сказал он по-русски[4]
— Да пошлет Аллах удачу вашему дому — поблагодарил подполковник Цагоев.
Вашингтон, округ Колумбия. Перекресток шестнадцатой и Л-стрит. Март 1987 года
Тот, кто думает что властей в Соединенных штатах Америки три — законодательная, исполнительная и судебная, наверное никогда не был в Вашингтоне и не варился в местной политической кухне. Тот же, кто варился, знает, что властей этих — четыре, причем четвертая власть не ограничена никакими противовесами и не имеет никаких сдержек. Четвертая власть — это пресса.
Кто-то считает, что пресса и Первая поправка к конституции[5] — это благо для Америки, кто-то — что это зло. Несомненно одно — к прессе неравнодушны все без исключения.
Среди тех, кто считает, что пресса это благо, прежде всего — сами журналисты. К этой категории так же относятся различные правозащитники, исследователи и в меньшей степени — обычные граждане. Сложно найти тему, которая не была бы освещена тем или иными американским изданием, иногда с публикацией секретных данных. Обычные граждане прессу в повседневной жизни не особо замечают — но на ущемление ее прав реакция чаще бывает очень бурной.
Ко второй категории — тех, кто прессу тайно или явно ненавидят — относятся политики и сотрудники спецслужб. Первые — хоть они и являются публичными политиками и обеспечивают себе публичность посредством прессы, доносят свои взгляды до общества и обеспечивают себе переизбрание — ненавидят прессу, потому что боятся ее. Журналисты непредсказуемы, их слишком много и никогда не удается договориться со всеми. Кто-нибудь — но обязательно начнет копать и докопается до того, что хотелось бы скрыть — и с ликующими возгласами вынесет это на публику. Сотрудники спецслужб ненавидят журналистов за их маниакальное желание узнать то, что является секретным и должно оставаться таковым.
Одна из крупнейших в стране и наиболее авторитетных газет — Вашингтон Пост располагается в крупном офисном здании, стоящем на углу шестнадцатой и Л-стрит в Вашингтоне. Это деловой район, вечно перегруженный транспортом, и соседи у газеты более чем солидные. А этом же здании находится вашингтонский офис «МакКинси», а в соседнем здании — контора «МеррилЛинч». Ходят слухи, что биржевики из этих двух контор так хорошо зарабатывают именно потому, что сидят рядом с журналистами и первыми чуют, когда начинает пахнуть жареным. Так это или нет — никто и никогда не выяснял.
В Вашингтоне практически нет широких улиц, город старый, один из старейших в этой стране — хотя его возраст в Европе мог вызвать лишь кривую усмешку. В отличие от многих других городов Америки, в последние десятилетия полностью перепланированных, со сносом целых кварталов и организацией улиц шириной с национальное шоссе, Вашингтон не перепланировался и так и остался — с улицами, приспособленными под лошадей и кареты — но никак не под автомобили. Поэтому, одним из самых ценных бонусов к зарплате в вашингтонских офисах было право пользоваться бесплатным стояночным местом в гараже фирмы, а паркуясь, можно было искать свободное место на улице полчаса, да так его и не найти...
Дженна Вард, независимый фоторепортер-стрингер[6] от вашингтонского движения уже отвыкла, ибо не была в этом городе почти восемь месяцев. Став стрингером, она так оторвалась от американской жизни, что у нее не было в этой стране ни машины, ни квартиры — только почтовый ящик, чтобы был американский адрес. Приезжая домой в кратких перерывах между командировками, она либо останавливалась у друзей, либо снимала себе жилье в одном из дешевых безликих муравейников на берегу Потомака. Еще она заметила, что после крайней командировки она с трудом подавляет в себе желание упасть на землю всякий раз, как только слышит мотоциклетный выхлоп. И парковаться на улицах Вашингтона она тоже разучилась...
3
Про то, что рядом с Масудом постоянно были русские — это не выдумка. Командиром подразделения охраны и личным телохранителем Масуда был человек по имени Николай. По свидетельствам очевидцев, подготовкой пулеметчиков у А.Ш. Масуда занимался бывший советский военнослужащий, взявший имя Абдолло. Рядом с Масудом были и другие русские, не раз перехватывали разговоры на русском по рациям.
4
Достоверно известно, что А.Ш. Масуд свободно владел шестью языками, в том числе и русским. Не расставался с книгой. Приведенная формулировка — типичное приветствие афганцев гостям их дома. То, что А.Ш. Масуд приветствовал их именно на русском, на их языке — было проявлением уважения.
5
Первая поправка к конституции — гарантирует свободу слова и свободу распространения информации
6
Стрингер — фоторепортер, добывающий информацию на свой страх и риск, без задания и продающий ее тем, кто больше заплатит. Этакий наемник.