— Не ври! У вас в институте что, очень много 16-летних Кузнецовых учатся?
Сашка ответил не сразу. Сначала поднялся на ноги и передал ей ветку с нанизанной на неё горбушкой хлеба. Тихо предупредил, что она горячая, а потом зашёл к ней за спину и положил руки ей на плечи. Только после этого ответил Гарику.
— А как фамилия твоего деда?
— Софронов. Сергей Иннокентьевич.
Сашка кивнул:
— Понятно. Твой дедушка попал в больницу не из-за меня, а из-за своего собственного страха, так что не нужно на меня наговаривать.
— Какого страха? Что ты врёшь?
— Я не знаю, что он о том случае рассказывал, но ещё раз повторяю: он получил инфаркт из-за своего страха. И давай закончим на этом!
— Нет, не закончим! Ни фига себе!... Как ты можешь дальше ходить в институт после того, что ты там учинил? Забыл, что кроме моего деда ещё кое-кто в тот день пострадал? Причём тот товарищ не просто пострадал, а умер! И убил его ты! У тебя, вообще, совесть есть, Кузнецов?
— Имеется. Мог бы с тобой и с твоим дедом поделиться. А того мужчину убил не я, а опять же его собственный страх. И советую тебе перестать копаться в той истории. Правда в данном случае никому не принесёт радости, поверь…
Веры не было, когда этот разговор начался, но эту фразу Саши она услышала. Переспросила, подходя к ним:
— О какой правде ты говоришь, Саш? Что тут случилось, пока меня не было? Что вы такие хмурые?
Ответил ей не Саша, а Гарик. Голос его звучал возбуждённо.
— Знаешь, Вер, кого ты в гости пригласила?
— Знаю! — голос Веры звучал твёрдо. — Что вы не поделили?
— Этот твой Кузнецов прилюдно оболгал моего деда. Помните, я осенью рассказывал, что дед в больницу попал? Мы на дне рождения у Жанки были, по-моему. Так вот, это именно из-за него случилось! При большом стечении народа оболгал заслуженного человека, ветерана войны, коммуниста с 1939 года! У моего деда вся грудь в орденах!...
Саша перебил его.
— Ты бы остановился, Гарик! С твоим дедом я даже не разговаривал! Как я мог его оболгать? Единственное, что я сказал собравшимся в тот день у него в кабинете, это то, где он служил и чем занимался в тридцатых и сороковых годах! Точка! Если он считает, что я при этом солгал, пусть идёт в прокуратуру и жалуется на клевету! Или пусть прилюдно скажет мне об этом! Почему он до сих пор этого не сделал? Уже почти полгода с того дня прошло!
— Пожалел он тебя! Хотя я бы на его месте…
— Что «ты бы на его месте»? — Сашка усмехнулся. Он посмотрел в покрасневшее от возмущения лицо Гарика, на его сжатые кулаки и вздохнул. — Зря ты этот разговор затеял. Ни к чему хорошему это не приведёт.
— Почему, Саш? — это Вера спросила.
Она встала с ним рядом и даже обняла обеими руками его за плечи. Саша немного помедлил, прежде чем ответить ей.
— Знаешь, в тот раз деда Гарика задело рикошетом. Вообще-то мои слова предназначались тому, другому, кто в итоге действительно умер. Получил обширный инфаркт, с которым не смог справиться, и умер.
— А что ты такого сказал?
— Правду сказал. Точнее, маленькую часть правды о том человеке. Ему этого хватило, чтобы осознать, что самая страшная и гнусная, самая тайная страничка его биографии стала известна посторонним. Мне и моим друзьям. — он взглянул в сторону Гарика, — Твой дед напрасно переполошился. Не собирался я ничего против него предпринимать. Его вина перед людьми тоже велика, но не настолько. И давай на этом закончим! Я не мог не сделать того, что сделал. Зло должно быть наказанным!
— То есть ты даже считаешь себя правым? — спросил Гарик. Видно было, что речь Саши произвела на него впечатление, но ему хотелось оставить за собой последнее слово.
— Да, считаю. Я уже сказал: зло должно быть наказанным! Всегда! Независимо от срока давности! Жаль, что его не остановили тогда — лет двадцать — тридцать тому назад. Многие из тех, кто умерли, могли бы остаться в живых. И, кстати, я не жалею, что твоему деду тоже перепало. Ещё раз говорю: он тоже не белый и пушистый. Можешь передать ему мои слова. И ещё передай, что я не собираюсь перед ним извиняться, а если он попробует что-либо предпринять против меня — горько пожалеет!
***
Что-то ей совсем разонравилось здесь. И враждебные взгляды, которые ребята бросали на Сашку, и то что Вера беззастенчиво пользуется своим положением хозяйки вечеринки и жмётся к нему. Ладно бы обняла разок и отпустила! Нет! Обняла и стоит, прижимает его к себе. Как будто забыла, с кем он сюда приехал!
Её душа не могла больше это терпеть! Лидочка порывисто вскочила на ноги, пристроила нетронутый кусок хлеба на большом камне у огня, поправила плед на плечах, развернулась к Сашке с Верой и внушительно сказала.