На ВПУ нас встретил заместитель комфронта генерал Ч. Сам Голиков командовал фронтом из восточной, заречной, части Воронежа, одновременно руководя обороной города. Начальник штаба Казаков был непосредственно в Пятой. Потеря управления была явной.
— Жаль, что не удалось настоять на своем в Ставке: разделить фронт на два, — подумал я. Тем более, что на этом предложении настаивали и сами воевавшие на Дону. Армия Гота, глубоко вклинившись в наши порядки, своим построение напоминала почти прямой угол, имея северный и восточный (воронежский) фас. Соответственно, логично было подчинить наши войска двум фронтовым управлением.
Как оказалось, на временном КП даже не знали места расположения штаба Лизюкова, не имели связи ни с ним, ни с командующим. Не удалось связаться со Ставкой. "Будет втык" — пронеслось в голове. Оставалось уповать на прагматизм Сталина: не выгонит же он меня с работы, сразу после назначения на должность. Какой-никакой кредит доверия у "товарища генерал-полковника"(так я мысленно часто называл себя) есть. До конца 42-го его хватит хоть?
Как и в Реальности, контрудар Пятой повторял все ошибки предыдущего лета (и моей Реальности): разрозненные удары, введение корпусов в бой по частям, плохая разведка, недостаток пехоты и собственной артиллерии, что снижало боевую мощь. Шесть сотен (с хвостиком) танков, практически стандарт для советской ТА обр. 43–45 гг., не смогли качественно изменить ситуацию. Вражеские самолеты висели над головой. Штуки и штурмовые "фоккеры" чуть ли не буквально прижимали атакующих к земле. Гонялись они и за автомашинами на дорогах, много раз нашему кортежу приходилось сворачивать с дороги и прятаться в оврагах или лесках.
К вечеру 1-го все-таки удалось разыскать КП Лизюкова. На следующий день снова грянул бой.
Первый бой для меня был очень важен. За свою карьеру Агента во всяких переделках побывал, да и воспоминания Александра Михайловича тоже под рукой. Но никакой, самый расхудожественный или документальный фильм не передаст всю полноту ощущений воина в битве. Тем более, когда отвечаешь не только за себя, а ответственность лежит за тысячи людей… По опыту войны, почерпнутому из мемуаров, я отправил своего адъютанта Сергея к линии фронта на "перехват" раненых. Солдатский телеграф — сильное средство связи, получше некоторых. Горячие, прям из боя, новости из первых рук должны были помочь понять, как там идут дела.
8.00 ударила наша артиллерия. Даже мне было понятно, насколько жидким был огонь. 8.30 по традиционной схеме — залпом "катюш" прозвучал сигнал к атаке. Введенный в бой 2-го июля Второй танковый корпус смог продвинутся на два км. К 12.00 воздух заполнился вражескими самолетами.
— Где наша авиация? — возмущенно бросил какой-то танкист в сторону находящегося на КП авианаводчика в звании майора.
Начались контратаки немцев. Бой распался на отдельные эпизоды, переходя в формат "битвы за избушку". К вечеру танкисты откатились назад. Общее продвижение корпуса составило пятьсот метров. Потери были большие. В отчете комкора особенно резануло сообщение "4-е подбитых КВ пришлось взорвать". Эх. Останься поле боя за нами…
Чуть лучше дело было у соседей справа. Усиленная танковой бригадой Тихновецкого соседняя (?23?) стрелковая дивизия продвинулась на полтора км, завязав бой за совхоз им. Кирова. Бригада сохранила почти всю матчасть, но испытывала большие трудности с боеприпасами и горючим. К шести вечера бои затихли.
Неприятно поразило меня обсуждение результатов боя и планирование удара на следующий день. И КОМАНДОВАНИЕ КОРПУСА И КОМАНДОВАНИЕ АРМИИ (правда, самого Лизюкова не было, он уехал в передовые части) собиралось продолжить наступление в той же самой группировки точно по тому же самому направлению. Если в первые сутки я не особо вмешивался в процесс, собирая информацию и изучая людей, то здесь пришлось решительно вмешаться.
Как представитель Ставки и начальник Генерального Штаба, можно было просто приказать, но мне хотелось, чтобы командиры нашли другой вариант сами. Школа Бориса Михайловича. И поэтому я начал с вопроса: А как вы думаете, немцы ждут нашего удара?..
Бурное обсуждение показало, что повторный удар в той же группировке теряет смысл.
Решение было таким. Немедленно перепланировать наступление, перебросив основные силы правее, в полосу 223 сд. Подать горючее и боеприпасы Тихновецкому. Подтянуть артиллерию и катюши. Отдельно я побеседовал со штабом Воздушной армии. Летуны пообещали штурмовики.
Коротка июльская ночь. Тихо ругаясь, тревожимые короткими огневыми налетами немцев, танкисты Лизюкова перемещались в полосу соседней дивизии.
Утром снова начался бой. Увы, немцы тоже сделали правильный ход, укрепив свои силы в р-не совхоза и рощи Круглая.
Опять вместо сильного удара на большую глубину атаки переросли во встречное сражение. Используя хоккейную терминологию: много борьбы в углах площадки, зацепов, задержек, драк и мало реальной красивой игры. К середине дня, поддержанные штурмовиками и катюшами на прямой наводке, танкисты овладели рощей Круглой. Практически сразу они попали под мощный обстрел тяжелых орудий немцев и непрерывный конвейер ударов с воздуха. К вечеру от рощи остались одни обугленные пеньки. Казалось, ничто живое там не выживет. Но в действительности оказалось, что не все так плохо. Танкисты и пехотинцы умело укрылись в окопах и захваченных у немцев блиндажах, замаскировали танки.
Хуже дела пошли у Тихновецкого. Бригада с батальоном автоматчиков ворвалась в совхоз, захватила окраину, но продвинутся дальше не смогла. Немцы умело использовали овраг пересекающий селение как естественный противотанковый ров. Спокойно отошли, заняли позиции в центре совхоза и встретили нас ливнем свинца и стали.
Слабая поддержка артиллерии не позволила танкистам овладеть ключевой позицией — каменным клубом на пригорке. К вечеру бой затих и здесь.