Последние слова монаха потонули в обрадованном крике толпы, схожем со сладострастным ревом зверя, кроющего свою самку. Передача преступника в руки наместника означала одно – костер. Сожжение, уничтожающее без остатка грешное тело. То, ради чего они собрались здесь, отринув прочие заботы!
Во время всеобщего ликования никто не услышал последние слова прикованного к столбу человека.
– Это еще не конец. Слышишь, Годэ, или как там тебя? Слышишь?! Это только начало!..
Глава 1
Я клянусь и обещаю до тех пор, пока смогу это делать, преследовать, раскрывать, разоблачать, способствовать аресту и доставке инквизиторам еретиков любой осужденной секты, в частности такой-то, их «верующих», сочувствующих, пособников и защитников, а также всех тех, о которых я знаю или думаю, что они скрылись и проповедуют ересь, их тайных посланцев, в любое время и всякий раз, когда обнаружу их.
Майнц, Германия.
– Ну, думаю, ты – сучье охвостье! Простите, святой отец, это я не о вас думал! А все об том прохвосте, волк его заешь! А как не думать? Они же в два раза цену скидывают, ироды! В два! А я что, ломлю? Кто ломит, я?! Да ведь иначе захочу – не выйдет! Ну нету у меня возможностей таковских, чтобы дешевше товар отпускать! Святой отец, сами посудите! Мы с братом вкалываем от зари и до ночи! Рук не покладаем, присесть некогда! Сеем, пропалываем, жнем, молотим, урожай растим! Молиться тоже не забываем, как можно?! С Божьей помощью и растет. Неплохо растет. Что греха таить, хотелось бы побогаче, но по трудам и плоды, все по справедливости да милости Божьей…
А этот? Сам толстущий, как бочка, ряшка жиром затекла, глаз, и тех не видно, хуже борова, право слово! Руки видели? Вот! У меня о мозоли косу править можно, а у него ладони, как булки! Какой из него честный труженик? Хоть епитимью накладывайте, хоть плетями бить велите, но не верю я! Не может человек, палец о палец не ударивший да ни капельки пота не проливший, таким сытым быть! И овощи свои за десяток лье тащить тоже не будет! Радость ему прямо великая – цену мне сбить… Я вам как на исповеди скажу, святой отец, – тут дело нечисто! Очень нечисто! И серой пахнет… нет, нет, запаха не чую, к слову пришлось! Да, выдержаннее в словах буду… Ну так вот, этот хряк толстогузый не с добром пришел! Точно вам говорю – заразу притащат! Не приведи Господь, с их травы мор пойдет, а то и, страшно сказать, чтобы не накликать, поветрие!..
Обычное дело – заезжий торговец сбил цену на ярмарке. Вот и побежал косой Густав не в кабак заливать горе вином, как сделал бы кто другой, а, как богобоязненный христианин, к священнику, в исповедальню, дабы срочно известить о своих подозрениях. Ну и под шумок сыпануть руками Святой Церкви конкуренту соли на хвост.
Такое происходило чуть ли не каждый день. Согласно тайной энциклике папы Иннокентия Третьего, любые доносы о ереси или колдовстве с недавних пор обязаны ложиться на бумагу и отправляться в ближайший монастырь братьев-доминиканцев, которым поручено пропалывать изрядно заросшие бурьяном церковные грядки. Толку от подобных лжесвидетельств немного, за подобный навет еще ни разу никого не потащили в подвал. Вот если помимо простого сведения счетов между селянами появится что-то серьезное, тогда да, возникает вероятность, что рано-рано утром постучатся к кому-то в дверь добрые братья-доминиканцы, улыбнутся грустно и устало и отведут в поджидающую неподалеку карету цвета ночи…
– Продолжай, сын мой, – приободрил молодой священник косого. Его скрывала резная перегородка, но что исповедующийся зеленщик обильно потел – понял бы и слепой. Смрад так и разливался. Любой другой захотел бы достать платок и приложить к лицу. Но Карл сдержался и, дабы отвлечься, решил продолжить. – Так как, говоришь, зовут того человека?
– Бернаром его кличут, – радостно ответил Густав. – Как по мне, вранье это все, что он из провансальцев, – говор не ихний! Я в тамошних краях бывал – иначе говорят.
– Прошу тебя, сын мой, не растекайся мыслию по древу. Говори по существу.
– Так я и говорю, что этот сучий хвост есть еретик и колдун! Какая же зелень?! У нас что, своей петрушки и салата нету?! Да полно! А он свою прет! Да, свежая, но опять-таки – как?! Не один день ведь к нам добираться, а он ее прет аж из деревни своей, из Фожерена!
– Откуда? – незнакомое слово резануло слух и пыталось осесть в сознании.