2. Не укрепленные амбразуры быстро разрушались. Мешки и доски служили слабой защитой. Разрушили их даже не неприятельские снаряды, а пороховые газы от собственных выстрелов. Дым от загоравшихся досок в отличие от порохового не рассеивался, постоянно мешая прицеливанию. В дыму и грохоте постоянно казалось, что на штурм пошла неприятельская пехота. Тогда открывали огонь орудия, назначенные для ее отражения, вхолостую покрывая картечными пулями стенки крутостей и рвов, бессмысленно расходуя боеприпасы и лишь внося суматоху в и без того напряженную обстановку.
Для расчистки амбразур под пули высылались матросы, приводя к новым потерям от пуль неприятельских стрелков, непрерывно обстреливавших амбразуры и осколков снарядов.
Доставалось не только бастионам и батареям. Смерть витала над всем городом. Отдельные снаряды, рикошетируя, долетали туда, и так севастопольские обыватели познакомились с разрушительной силой неприятельского огня, вызвавшей панику: «…Разбуженные жители выскакивали из домов, кто в чем был, и в беспорядке устремлялись к пристаням, где поднялись невообразимая сумятица, давка, крик и рыдания.
Торопясь сесть в лодки, многие падали в воду. Растерянные женщины в одном белье выскакивали из домов: кто с чулками в руках, кто с маленькой подушкой, кто волочил за собою платье. Все это бежало, спотыкалось, падало и опять бежало, не зная куда. Вырвавшийся из конюшен скот с ревом носился по городу, давя народ. Собаки с визгом бегали до того, пока не падали от усталости…».{1004}
6-й БАСТИОН
Сюда Корнилов пришел сильно уставшим и долго не задерживался. Ситуация здесь немногим отличалась от положения дел на соседнем, 5-м бастионе: больше всего страдала лицевая стена оборонительной казармы, но в целом укрепления выдержали первый вал артиллерийского огня.
Сбывались пророчества капитана 1 ранга Зарина предупреждавшего, что построенный казнокрадами бастион не мог выдерживать длительный обстрел. Офицер предлагал во время бомбардировки посадить за оборонительной стенкой инженеров-строителей и заставить их там составлять отчет о расходах на ее постройку.
Отдав необходимые распоряжения, адмирал убыл для составления рапорта и короткой передышки в дом Волохова, бывший его квартирой в Севастополе, где написал письмо, которому суждено было стать последними словами адмирала, адресованными к близким. Предчувствуя смерть, Корнилов вызывал на бастион капитан- лейтенанта Христофорова, назначенного курьером в Николаев, отдал ему письмо и свои часы: «Передайте пожалуйста жене, они должны принадлежать старшему сыну; боюсь, чтобы здесь их не разбить».{1005}
Из дома адмирал отдал распоряжение о выводе транспортов «Дунай», «Буг» и Сухум-кале» из Южной бухты, где они оказались под обстрелом. Вскоре с Малахова кургана прибыл барон Криденер, передавший просьбу распоряжавшегося там Истомина не приезжать. Здесь же ему доложили, что прибыл главнокомандующий.
МЕНШИКОВ В СЕВАСТОПОЛЕ
Меншиков с первыми выстрелами уже двигался с адъютантами и штабом в Севастополь. Первый, кто встретил князя, был полковник Федоров, командир Бутырского пехотного полка. Едва князь остановился, как тяжелое ядро «пробороздило землю перед лошадью светлейшего, обдав нас хрящом твердой земли».{1006}
Не задерживаясь у бутырцев, Меншиков направился на квартиру к Корнилову. Для главнокомандующего эта была не просто встреча — он хотел увидеть того, кто больше других противился его плану, того, кто рвался в бой на море, а получил грандиозное сражение на суше. У обоих было больше причин ненавидеть друг друга, нежели любить, особенно после совсем недавних событий. Но война все расставила по местам.
Не думаю, что Меншикову был нужен сухой рапорт Корнилова, ему хотелось убедиться, что отныне адмирал уверует в его правоту, и можно будет смело перепоручать ему весь объем руководства обороной Севастополя. Они оба уже все друг другу доказали: Меншиков, что в минуту опасности, даже потерпев крупное поражение, может собраться и принять единственно правильное решение, лучшее из сотни вариантов возможных. Корнилов, что отныне безоговорочно утвердил право считаться непревзойденным организатором и лидером тысяч вверенных ему офицеров, солдат и матросов только потому, что таковым на самом деле и был.
Адмирал, к 8.30 закончивший объезд батарей и бастионов,{1007} встретил князя и, доложив, что обстрел со стороны французских батарей ослаб, объяснил обстановку, сопроводив до Екатерининской пристани. Командующий, успокоившись, покинул город. Но едва он это сделал, как начался обстрел с моря.{1008} Свита остановилась, все в волнении приникли к оптике.