— Макс Са, мы с братьями сходим к ним и вернемся. Лучше их предупредить, что нас много. Если испугаются, могут и броситься в реку — останемся тогда без лодок, — объяснил мне Богдан, передавая топор Баску. Снял он также и пояс с охотничьим ножом. Три младших брата последовали его примеру, отдавая свое оружие воинам.
— Так будет лучше, не станут сразу стрелять, — ответил на мой молчаливый вопрос старший Лутов. Отсутствовали братья довольно долго, я уже начал беспокоиться, когда Лутовы показались в сопровождении нескольких бородатых мужчин. Борода в каменном веке — обычное явление. Но даже в те времена за ней ухаживали: делали косицы, укорачивали на длину охвата ладони. Отшельники, идущие рядом с Лутовыми, были Карабасами-Барабасами из детской сказки про Буратино. У всех борода достигала пояса, а один мужик был явно рекордсменом — косицы его шикарной растительности заканчивались на половине бедра.
— Это и есть Макс Са? — Длинобородый смотрел на меня подозрительно.
— Да, я — Макс Са, — подтвердил, протягивая руку. Рукопожатие «Карабаса» — стальное, пришлось напрячь пальцы, чтобы не вскрикнуть от боли.
— Силен! — одобрительно отозвался мужик. — Обычно просят отпустить. Меня зовут Наим, я староста общины истинно верующих. Прошу к хатам, покормим чем Бог послал, а чего не дал, не обессудь.
— Нам лодки нужны, покушать успеем после взятия Будилихи, — сразу перешел я к делу.
— Сейчас нельзя, надо дождаться ночи, тогда и возьмешь без крови лишней, — замотал головой Наим, заставив свои косицы летать. Богдан сделал знак головой, поддерживая старосту. Когда из леса вышли неандертальцы, Наим покачал головой:
— Даже дети Леса служат тебе?
— Мы не разделяем и не изгоняем никого, все под одним Небом живем, одним воздухом дышим, — не стал усугубляться в природу своих взаимоотношений с неандертальцами. Ответ Наиму понравился, он даже крякнул от удовольствия, вразвалку ведя нас к избам, что виднелись между деревьев.
За столами места нашлось только четверти моего воинства: неандертальцы вообще расположились ближе к деревьям, не обращая внимания на детишек. А вот на местных женщин, мои Казановы, дети Леса, обращали очень даже пристальное внимание. Пришлось мысленно послать сигнал Пансе, что все эти люди — наши друзья. Пышнотелая женщина лет сорока принесла большой чугунок, от которого несло знакомым запахом.
— Кушайте на радость своему телу, — с этими словами она сняла крышку: инфаркт я не получил, но пульс был такой, что испугался за свое сердце. Чугунок был полон желтоватой рассыпчатой отварной картошки!
— Это картошка?! — мой голос сорвался от удивления.
— Бульба! Любишь бульбу? — воткнув нож в картофелину размером с крупную редиску, Наим положил ее передо мной на дощатый стол. Картофель был горячий. Перекидывая его с руки на руку, немного остудил дыханием и с наслаждением вонзил зубы.
— Как? Откуда? — Пока остальные мои друзья рассматривали диковинную еду, Наим поведал, что выращивают они бульбу издревле, ещё в Будилихе ее выращивают, но едят только сами «христоверы». Мне было непонятно, почему даже братьям Лутовым картошка незнакома. Вероятно, «христоверы» не распространялись про ценные свойство корнеполода, держа монополию на его выращивание и потребление. А может, Максель, где подавляющее большинство Русом были потомками местных — просто не принял этот продукт. Наелся я картошки до отвала — большинству Русов продукт не понравился, они предпочли сушеное мясо из своих рюкзачков.
До самой ночи мы сидели с Наимом, пока мои воины разлеглись прямо под деревьями, используя любой момент для отдыха. История отшельников была связана со мной, как это ни странно. В тот момент, когда «христоверы» объявили меня Сыном Бога, около двадцати семей воспротивились этому не желая, облекать меня в сан Сына Бога. Первое время разногласия были только на словах, но со временем стало доходить до мордобоя. Именно тогда их и изгнали из общины «христоверов», запретив пересекать реку и появляться на их берегу. Вот уже три поколения «истинно верующие» жили особняком, принимая в свои ряды беглецов от Церковного правосудия.
Как и предполагал Богдан, Наим стал проситься со своими людьми вместе с нами, желая свести счеты с «богохульниками». Мне такая помощь была кстати, «истинно верующие» могли выставить двадцать семь молодых крепких парней. Оставалось дождаться глубокой ночи, когда после ночных молитв и бдений жизнь в религиозной Будилихе затихала. Лодок у общины Наима было десять, но за один раз можно было перевезти не более четырех пассажиров. Когда весь мой отряд оказался на южном берегу, гребцы вздохнули с облегчением — при свете Луны были видны их прилипшие к телам мокрые рубахи.