— Что мне делать с вами? — обратился к трем судьям. Этих даже связывать не было необходимости. Дрожа, как осиновый лист, ко мне обратился один из них, заикаясь от страха:
— Макс Са, сохрани нам жизнь, во имя Господа нашего, Посланником которого Ты являешься. Я даже хмыкнул — как быстро «переобулся» старый хрыч, забыл о своих теологических нравоучениях.
— А что мне с этого, что получу я? Вы получите жизнь, но за всё надо платить!
Ничего я от него не желал — это было просто издевательство, я мстил за свои унижения и несправедливый вердикт, вынесенный в отношении меня.
— Пойдем со мной, Макс Са, — засеменил испуганный служитель, — в соборе есть твои вещи.
Крайне заинтригованный, вместе с Богданом вошел внутрь собора: с прошлого раза ничего не изменилось. Фрески всё так же изображали жизнь Макса Са — Сына Бога. Пройдя за алтарь, старикашка подошел к деревянной панели на стене, оказавшейся потайным шкафом. Нажав на створку, открыл узенькую дверцу и вытащил оттуда наши с Натой комбинезоны. Положив одежду на алтарь («Какое кощунство!» — воскликнул мой внутренний голос), старик извлек небольшой предмет, в котором я сразу опознал дезинтегратор. Мне едва удалось сдержать возглас удивления: красная лампочка на панели сигнализировала о наличии энергии для одного выстрела.
— Будем считать, что ты купил себе и своим друзьям жизнь, сохранив мои вещи. Пойдешь в Максель и передашь мои слова Никону, что иду за ним. Скажи ему, что сожгу его дряхлое немощное тело на лужайке в его же крепости. Искореню его род, не оставлю в живых ни мужчин, ни женщин, ни даже детей. Отправляйся прямо сейчас, пусть Никон знает, что он доживает последние дни. Моя армия давно пересекла реку, заходя на Максель и другие города со всех сторон. Каждого, кто высунется из города, буду сжигать, как вы сжигали моих потомков. До завтрашнего вечера никто вас не тронет, но едва солнце скроется за горизонтом — никто не будет в безопасности.
Упав на колени, церковный служака начал было отбивать поклоны со словами благодарности, но я поднял его:
— Не теряй времени, завтра в сумерках я перестану сдерживать своих воинов, и они откроют охоту на любого. Спеши к Никону, спасай свою жизнь.
Выйдя на площадь, повторил свои слова для всех — я не собирался тащить женщин и детей с собой. После моих слов ещё около десятка мужчин изъявили желание присоединиться к моему отряду.
— Уходите, завтра в сумерках никто не должен оставаться вне городов, иначе я не ручаюсь за своих воинов.
Толпа хлынула на восток, стараясь добраться до Макселя раньше обозначенного мной срока. На площади остались лишь мои воины да трупы повешенных.
— Богдан, Баск, спалим это проклятое место. Пройдут годы, и здесь снова будет город, но только в нем не будет места сатанистам! — Густой дым поднимался над местом, где раньше цвел оплот сатанистов — Будилиха.
Переправившись с помощью «искренне верящих» на северный берег Роны, мы задержались у них около пары часов, пока я не наелся картошки. Около ведра картошки для посадки и примерно пару ведер на пропитание мне выделил Наим, пообещав в дальнейшем так же снабжать. И хотя стоял конец мая, я планировал посадить картофель в Берлине, а впоследствии распространить эту культуру по всем своим землям.
Поблагодарив Пансу за службу, отпустил его к своей общине. Много женщин из Будилихи вместо неопределенности решили за лучшее связать свою дальнейшую жизнь с неандертальцами. Сан-Техе остались на южном берегу, отсюда до их общины было всего три дня пути на юг. Доведя женщин до своего поселения, Панса должен был вернуться в окрестности Макселя, вылавливая одиноких воинов, постоянно держа в страхе город.
Домой мы возвращались в приподнятом настроении: сатанисты будут сидеть в городах, ожидая нападения моей армии. Пользуясь передышкой, я смогу отразить повторное вторжение Дитриха, и ничто не помешает мне забрать то, что причитается мне по праву — Максель.
В полудне пути от Берлина, во время привала меня скрутило от невероятной боли в голове. Это был Панса, приславший мыслеообраз: многократно превосходящие силы сатанистов окружили и истребляли группу неандертальцев, не щадя даже своих женщин.
«Панса, где ты?» — послал сигнал, чуть отойдя от боли.
"Встретимся на Полях Вечной Охоты, Макш", — совсем как Санчо ответил Панса. Мои повторные попытки связаться с потомком приемного сына к успеху не привели. Меня распирало от боли в груди, связанной с пониманием случившегося. Я — проклятие для неандертальцев: потерял Санчо, теперь — Панса. Боль утраты была такой, что, не сдержавшись, выплеснул всю свою ментальную энергию в пространство, теряя сознание от взорвавшейся в голове звезды.