Слишком дорого они обходятся человечеству. Слишком дорого!
Что-то сломалось в ней. Она все видела, слышала, помнила, но воспринимала вывернуто, и, понимая это, все больше молчала.
Что-то сгорело в ней с гибелью Николая. Она напоминала себе остановившиеся часы, которые идут только для себя, и никто этого не видит. Она «шла», но внутри, и каждый день жила в тех трех месяцах передышки, с Колей. И понимала, что вязнет в боли, сходит с ума.
— Когда вы меня выпишите? — спросила врача на обходе, зная только одно — ей нужно на фронт и закончить, наконец, эту беспрецедентное издевательство над людьми. Третий год войны! Третий! Сколько жизней унес фашизм, сколько судеб поломал? Нужно остановить, задавить, в конце концов, прекратить этот ад на земле.
Ничего у нее кроме ненависти и желания мстить, мстить, мстить не осталось. Ее самой-то уже не было. Разве думала она еще два года назад, что когда-нибудь у нее будет одно желание — убивать. У нее, мечтающей не только о славе Чкалова, но и простом, чисто девичьем? Не было больше тех «мечт» — раздавлены и растоптаны, в руинах как города и поселки, как вся ее Родина утоплены в крови.
Доктор внимательно посмотрел на нее:
— Елена Владимировна, вам вставать-то еще нельзя. Какой фронт, деточка?
У него был удивительно мягкий, вкрадчивый голос, он наверняка всех успокаивал, но Лену вздергивал.
— Я не деточка, я лейтенант Красной армии, — отрезала с каменным лицом.
— Сейчас вы не лейтенант, а пациент, у которого тяжелая контузия. И ваш долг на данный момент выполнять мои предписания. Если вы, конечно, хотите в принципе встать на ноги, не то что в строй, — сообщил медленно, специально растягивая слова чтобы девушка поняла. И она поняла, что к ней относятся то ли как к полоумной, то ли как к ребенку, а в целом, как к недоразумению, с которым приходится нянчиться.
А оно надо?
Так ведь и ей не нужно.
— Выпишите меня.
Сергей Юрьевич с минуту изучал ее и кивнул:
— Обязательно.
— Сейчас.
— Я совершенно не против, но есть один момент, Елена Владимировна — генерал вами интересуется. На этой неделе обещался быть. Или Бог с ним? Выписываемся? Ну, не застанет, не поговорит с вами — не страшно. Конечно, он расстроится, большого, знаете ли мнения о вашем опыте, и хотел бы, насколько я понял, такого специалиста в свое ведомство, на очень ответственные задания взять. Но вам-то это не интересно, так?
Лена молча рассматривала его: шутит, издевается, правду говорит?
— Что за генерал?
— Елена Владимировна, я человек военный, как и вы, сообщить больше чем сообщил не могу. Этого-то слишком. Так что решим? Выписывать? Или подождете приезда гостя?
Лена думала минут пять и нехотя согласилась подождать.
— Славно, — заверил и ушел. А у Лены появилась цель — ждать.
Банга появился почти через две недели. Прошел в палату и сел рядом с постелью на табурет как ни в чем не бывало.
— Привет? — подмигнул опешившей племяннице. Лена глазам своим не верила. Села на постели:
— Вы?!
— Не похож? — улыбнулся.
— Нет, но…
Артур яблоко из кармана вытащил, чтобы замешательство девушки снять:
— На-ка, гостинец тебе.
Лена взяла автоматически, сжала, соображая и опять на Бангу уставилась — глазища в пол лица.
— Значит вы?…
— Жив, как видишь. Аль не рада? — хохотнул.
— Нет… Вернее — да.
— А точнее? — не скрывая, смеялся мужчина. — Ладно, оставим эту туманную тему. Сама-то как?
— Я?…
— Ну, со мной вроде выяснили.
Лена яблоко на постель положила, ноги на пол спустила и лицо потерла:
— А я думаю, что за генерал мной интересуется.
— Думать всегда полезно. И что интересуюсь — да. Не только, как родной, но и как лейтенантом Саниной, оной же связной партизанского отряда имени Ленина под кодовым прозвищем Пчела.
Девушка внимательно посмотрела на него:
— Есть дело?
— Оо! А как здоровье?
— Жива.
— Нет, радость моя, это не ответ, это отмазка.
— Здоровье отлично.
— Ага? — прищурил глаз. Не верил — сине у Лены под глазами было, нос заострился и рука нет-нет дрожала. Неладно еще со здоровьем. — Ходишь?
— Да.
— Хорошо. Сегодня проверять не стану, но к двадцатому приеду и… — пытливо посмотрел на нее. — Если все действительно нормально — к себе возьму. Ребят я набираю крепких, для особых заданий. И группа особая.
— Какие задачи?
— Ого! Нет, так не пойдет, — головой качнул, усмехнувшись. — Мне здоровые нужны, а ты пока нездорова.
— К двадцатому буду.
— И я — буду. Тогда и поговорим.
И вздохнул, склонился к ней:
— Как ты хоть? — спросил уже ласково, без официальности. Лена задумалась, в одну точку уставилась.
— Никак, — призналась. — Душа наизнанку. Выжжена как деревни, со всем светлым и добрым. Одним живу — на фронт, убивать врага.
— На фронт не получится. Моя группа для работы вне фронта.
— В тылу?
— Да. Не мучайся вопросами сейчас. Всему свое время, — похлопал ее по ладони. — Кстати, отца поставить в известность…
— Нет! Нет у меня отца! — отрезала поспешно и даже глаза вспыхнули отчуждением. Артур понял, что девушку серьезно ранило отношение Яна. Что ж, наладить их отношения можно и после войны, сейчас это неглавное. Более того, входит в его планы размолвка — сантиментов меньше, дел больше.
— Хорошо. Пойду я, а ты старайся привести себя в форму.
Лена проводила мужчину взглядом. Вздохнула и взяла табуретку, начала поднимать, опускать, заставляя руки слушаться и не дрожать.
Она будет в форме. Есть еще зачем жить, пока немец по земле гуляет. Вот как сдохнет последний фашист, тогда можно и спокойно умереть.
Артур завернул в кабинет военврача. Прошел и сел за стол напротив:
— Что скажите, Сергей Юрьевич?
Мужчина уставился на него и спокойно сказал:
— Здравствуйте.
— Угу, — усмехнулся генерал. — Так о чем я спросил?
Доктор подвигал челюстью, изучая мужчину и, вздохнул: тяжелого разговора явно не избежать.
— Ваша протеже будет комиссована.
— Что так? — глянул и начал карандаши в стакане на столе крутить, будто сильно они его внимание привлекли.
— Сплошная патология, вот так.
— Конкретней? Руки, ноги целы? Голова соображает? Зрение, слух в норме?
— Вы думаете это все? Сегодня да — целы. И соображает, хотя относительно. И руки работают, и видит, слышит. Но это сегодня. Сейчас. А вот завтра не гарантирую. Ей сейчас знаете, что нужно? — сложил руки на столе замком. — Грязевые ванны, минеральные воды, чистый воздух, усиленное питание, покой — идиллия.
— Эх, Сергей Юрьевич, а вам это не нужно? — глянул на него с хитрой улыбкой Банга. — Друг мой ситный, кому этого сейчас не хочется. Только ведь война, Сергей Юрьевич.
— Да, — согласился тот. — Только ведь она закончится. И о мирном времени самое то сейчас позаботится. Иначе госпиталя еще лет тридцать работать будут.
— Оптимист вы, — серьезно заметил Банга.
Мужчина взгляд отвел: прав генерал. Пока хоть один из видевших и выживших в этой войне жив будет, будут госпиталя по стране стоять. Но помогут ли? Иных уже ни время, ни самые современные методы лечения уже не поднимут, в норму не приведут.