Вытащила, о потрепанную форму вытерла. Только на порог ступила — еще один полицай, крепкий, взгляд острый. Девочку к себе прижимает и нож у горла держит. По стенке гад, чтобы в спину не шмальнули, идет. У ребенка глаза с блюдца, из проема комнаты Ганя выглядывает, рот зажимая и тихо воет.
— Стой, порежу, — предупредил Лену. — Автомат опусти.
Девушка оценила — вскроет горло ребенку — не вопрос, и громко, чтобы Валера на улице услышал, сказала:
— Ладно! Я убираю оружие, ты отпускаешь ребенка! Иди, тебя не задержат, — медленно, осторожно автомат в сторону убирать начала. Поставила на пол возле себя и процедила, прямо в глаза ему глядя. — Поранишь ребенка, я тебя лично на куски порежу, понял?
Мужчина бочком, бочком, глаз с лейтенанта не спуская к порогу прошел, лицом повернулся, чтобы видеть хорошо:
— Главное, не дергайся, — сказал почти спокойно.
Лена кивнула.
И тут Валера ему в затылок нож метнул.
Глаза мужчины огромными сделались, клинок из руки выпал и рухнул полицай на крыльцо. Лена девочку отдернула с порога в комнату, сама ринулась — а там Шато и рана снизу вверх, в грудь. Секунду может и жил. Лена осела над ним на колени, молчала и смотрела на товарища, словно надеялась еще — встанет он.
— Глупо как, — поморщился Валера, увидев, что сержант мертв.
Девушка посмотрела на него и очнулась. Встала, автомат свой у него забрала и Гане махнула — выходи. Та головой замотала. Валера не думая на гашетку нажал. Три пули в грудь и сползла женщина на пол.
Санина глянула на него и слова не сказала — вышла на крыльцо. Тошно сделалось. Хотелось рвануть сломя голову по тому полю, что в конце улице и бежать, бежать… только от себя или к себе?
Валера рядом встал, убрал автомат за плечо и закурил. Лицо каменное, взглядом убивать можно.
— Я с Шато два года… Суки! — сплюнул в сторону.
Лена помолчала, сказала:
— Документы забери, похорони. Детей пристрой. Я ушла, — и пошла медленно по улице. Не о чем жалеть — сделано.
Подлая штука война.
Когда же она кончится?!
Когда?!!! — закричала уже в лесу и сползла у липы, смолкла: хоть кричи, хоть не кричи — бесполезно. Ничего не изменишь.
Глава 43
Вечером Шато поминали. Лена крепким чаем, ребята водкой. Дым в избе стоял, хоть топор вешай.
— Совесть имейте, — возмутилась Дина. — На улицу выметайтесь!
— Не ворчи сестренка, — широко улыбнулся ей Семенцов. — Ушли.
Мария еще водки себе и ей налила, на Валеру уставилась, потом на лейтенанта:
— Двадцать третье июня сегодня. Деток моих помяните, — сказала глухо.
Маликов глянул на нее, зеленым сделался и вылетел из комнаты.
У Лены глаза остекленели. Сидела, кружку горячую от кипятка сжимала и не чувствовала, что жжет.
— А мой муж, двенадцатого. Прошлого года. Погиб. Сестра — осенью сорок первого. Брат — в феврале сорок второго. Друг — не знаю где. Отцу — не нужна. И себе — не нужна. И детей не будет. Погибли они вместе с Колей. А в августе мне девятнадцать будет, — кому говорила? Монотонно, тихо.
Марина вздохнула, залпом водку выпила. За папироской потянулась — Дина промолчала.
— А у меня будут дети, — сказала ожесточенно. — Война закончится, окручу мужичка покрепче, нарожаю детей, ради них жить буду и дерьмо это забуду.
— Получится? — посмотрела на нее девушка.
— Заставлю. Не буду помнить, ничего не буду помнить, — заявила, как резолюцию поставила.
— Не сможешь, — тихо сказала Дина.
— Смогу! — по столу шарахнула и сникла, глаза ладонью закрыла. Плечи дернулись. Минута — вылетела из избы.
— Тоска, — протянула девушка. Санина шею потерла: кто поспорит?
— Ты молодая…
— А ты? — сверкнула глазами. — Младше меня. Уже замужем была. А у меня только жених был, Сева Вайсман, пианист. В консерватории учился. Пожениться планировали… Ты долго своего мужа знала? — спросила тише, спокойнее.
Лена кивнула, рассматривая чефир в кружке:
— Десять дней.
— Серьезно? Как так? — не поверила.
— С девятнадцатого по двадцать девятое июня. Сорок первого. А потом три месяца в сорок третьем. Все.
Дина голову опустила:
— А мы два года встречались. Поцеловались два раза. Тоже — все.
Валера зашел, сел напротив девушек:
— С Марией что?
— Своих вспомнила. Тошно, — ответила Лена.
— Не о том думать надо — о будущем. Конец скоро войне, считай на границе уже. Дальше Польша и Германия.
— Потому и тошно, что ясно — войне конец. Она дожила, мы, а близкие?
— Ничего, сейчас союзники долбят у океана немцев, потом мы подойдем. Не будет и у немцев близких — око за око.
— Пойдем в Германию? — поинтересовалась Дина.
— Однозначно. До самого Берлина. И кол осиновый прямо в глотку гребанного рейха! Лично выточу.
Лена кивнула, не глядя на него:
— Донеси.
— Ну, что ты кислая, товарищ старший лейтенант? — поморщился.
— Барыню сплясать?
— Нет, о будущем думать. Как вернешься, встретит тебя голубоглазый красавец, майор минимум…
И осекся, с взглядом Лены встретившись.
— Ну, кто-нибудь встретит.
— Трое с носилками один с колуном, — протянула Дина. Ее точно некому встречать. Вся семья из пяти человек на Пискаревское кладбище уехала. В блокаду.
— Ладно, не встретят, сами встретите, — вздохнул. — Может судьба ваша под боком — на левом фланге полк стоит. Почему бы на танцы не сходить. Офицеры вроде веселые.
— Танцы у них?
— А как же — наградные пришли. Гулять будет пехота.
Лена кивнула:
— Удачи. Разошлись — я отдыхать. Подъем в три, в четыре выходим.
— Куда нас?
— За линию, как обычно. Наступление завтра.
— Значит опять на горячее дело?
— Значит.
И ушла за занавеску. Валера только зубами скрипнул, глядя, как они качнулись. Взгляд хмурый стал. Дина проследила и улыбку спрятала:
— Ты никак неровно дышишь в сторону нашего командира, Валерочка?
— Чтоб ты понимала, пигалица, — покосился на нее и вышел.
— Еще один орден, — протянул Николай, разглядывая орден Великой Отечественной первой степени. — Обвешаюсь скоро ими, как елка в Новый год бусами, звенеть буду.
— Наград много не бывает, — глубокомысленно заметил Федор и гордо грудь выпятил — медаль "за Отвагу" дополняла «иконостас». Только вот гордость горчинкой отдавала и бравадой — взгляд у Грызова пустой был, мертвый — ни грамма радости в нем.
— Николай Иванович, может, девушек пригласим? — качнулся к подполковнику ординарец. Взгляд просительный — тоска ему только с мужчинами. Молодой — зажечь хочется, и на войну ровно.
— Света у своего генерала, Клава на связи. Кого еще приглашать собрался?
— Так смершевцы рядом стоят, я видел одну их — девочка- веснушка, рыженькая и тоненькая как березка.
— Ого! — хохотнул Грызов. — Ну, ты Миш, нашел на кого глаз положить. Парни из СМЕРШа тебе голову на раз за баловство отвинтят.
— И правы будут, — покивал Семеновский. — Чужих девок не замай. Понял?
— Да понял, — расстроился. — Так завтра уедут уже.
— Хорошо. Нам печали меньше.
Связист заглянул:
— Товарищ подполковник, в штаб армии вас.
Коля поднялся:
— Вот и посидели. Зови девушек Миша. А я поехал.