Даже одеяло выдали, заботливо.
Он даже не удивился — сил не осталось.
Лена была готова к выходу. Все тоже старенькое платьице сменило красивое, новое
платье. На голове был платок, а на плечах отданный Пантелеем пиджак, размера на
три больше нужного. Но в том и ценность. Найдут бумагу — не криминал, но
вопросов будет много. А если документы обнаружат — будет худо. Поэтому Лена
пришила к майке на спине карман и спрятала добытые ценности. Пиджак мешком
скрывал странные изгибы фигуры.
С радио решено было в этот раз не рисковать и, девушка не стала перечить.
— Мне бы пистолет, — попросила только.
Адам внимательно посмотрел на нее:
— Хорошо стреляешь?
— В школе и в тире всегда «отлично» было.
— Но мишень и человек — разные вещи.
— Фашисты не люди. Я просто охочусь на зверей, — усмехнулась. Взгляд
неожиданно жестким стал, холодным.
И мужчина подумал, что когда эта девочка заматереет, он, пожалуй, не возьмется с
ней играть и другим не посоветует. И молча выдал пистолет.
— Если возьмут…
— Не возьмут, — заверила, пряча оружие в карман под мышкой платья. Не даром
она сегодня днем мудрила.
— Это одежда, — отдал ей сверток. — Думаю, пригодится.
Девушка не отказалась.
— И еще, Олеся. В следующий раз, прежде чем стучать и вообще появиться здесь,
смотри на окна — если занавески открыты — сейчас же уходи.
Лена кивнула, улыбнулась на прощанье и нырнула за двери.
Вечером без труда миновала пропускной пункт и к утру была в знакомом лесу.
Шла таясь и внимательно вокруг поглядывая, а Дрозда не заметила. Вылез тот из-за
сосны, Лена чуть не закричала от страха.
— Ты, ты… Ууу! — кулаком погрозила, слов не найдя. Саня хмыкнул:
— Привет. Как прошло?
— Хорошо. Смотрю и у тебя неплохо, — кивнула на две винтовки за его спиной, а
на груди еще автомат висел. Значит, не зря ночью по лесу бродил.
— Валялись, — улыбнулся беспечно.
— С запиской: лично лейтенанту Дроздову? — усмехнулась.
— Почти… Рад тебя видеть.
— И я, — улыбнулась.
— Не сомневался. Новости есть?
— Есть, — прислонилась плечом к стволу сосны напротив Саши. Уходить совсем не
хотелось, тихо здесь было, хорошо. Да и ноги гудели от усталости — передохнуть
надо. — Постоим?
— Уже, — улыбнулся еще шире, разглядывая ее, словно впервые видел. Красивая —
как раньше не замечал? — Новости расскажешь?
— Расскажу, — посерьезнела. — В лесах отряд партизан объявился. Грабят за
национальную идею окружающие деревни и села.
— Это какая такая идея? — скривился Дроздов.
— Как я поняла, идея в том, что белорусы лучше всех. А еще украинцы лучше всех.
И прибалты тоже, самые лучшие.
— Остальные?
— Недочеловеки. Немцы провозгласили себя высшей расой.
— А все остальные, значит, внебрачные дети короеда и гусеницы? — мужчина криво
усмехнулся. — Какой-то идиот с этим не согласился, сказал белорусы выше немцев
и под этим стягом в леса ховаться, да колхозников грабить. Концепция верна?
— Примерно.
— Здорово, — хмыкнул. — А ничего, что мы все советские люди?
— Видимо кто-то не в курсе. Вообще, странно, какая национальная идея к черту,
когда враг на твоей земле? Какая национальная идея, если мы все люди и нас, как
людей без всяких вопросов вырезают. Да. Саша, я пока шла, такого насмотрелась…
У меня возникло стойкое чувство, что нас просто уничтожают. Всех. Без скидок на
наличие или отсутствие каких-либо идей в голове.
Дроздов кивнул: он тоже об этом думал и приходил к выводу, что война, затеянная
Гитлером мало оккупационная — колониальная, она еще ненормальная. Взять хоть
обращение с пленными — есть международная конвенция, но фрицам на нее почхать,
обращаются с пленными как со скотом. А раненые? Где слыхано, чтобы обстреливали
машины с красным крестом, планомерно ровняли раненых с землей? Да хоть тот поезд
взять, в котором они с Леной и Николаем ехали? Гражданский состав, каким местом
фрицам мешал? Это не стратегический объект, а все едино разровняли.
— Хреново, — поморщился. — Но не ново. Если Испанию вспомнить.
— Там такого не было.
— Какого?
— Я в дороге с женщиной познакомилась, она мне рассказала, как в соседней
деревне немцы стрельбы устроили. А мишенями у них дети были.
И замолчала, хмуря брови. Дрозд тоже насупился, соображая — это уж вовсе из ряда
вон.
— Выдумка? — с надеждой посмотрела на него девушка.
Мужчина шишку под ногой пнул:
— Не каждому в голову такое придет, чтобы выдумать, — бросил неласково.
Настроение к чертям уехало. — Домой пошли, светает.
— До дома мне далеко, — бросила ему в спину.
— А мне нет. Это моя земля, — процедил зло.
Лена голову склонила — прав, кто бы спорил. Только немец тоже эту землю своей
уже считает. Переубедить бы надо.
— Через пару недель снова в Пинск пойду, — сказала, двигаясь за лейтенантом.
Впереди ветка треснула и, Дрозд остановился, мгновенно насторожившись. Ладонь
Лене выставил: стой, а вторая рука к автомату пошла.
— Не балуй, — раздалось из-за кустов. — Оружие на землю, руки вверх.
Саня с прищуром оглядел местность, соображая как ситуацию в свою пользу
перевернуть. Дурак, что и говорить — поболтали они с Леной. Утро. Голоса далеко
разносятся. Разведчик, мать его!
Из-за сосен за кустами вышли двое мужчин в гражданской одежде, с винтовками на
изготовку.
— Руки вверх, оружие на землю, — чуть не по слогам повторил молодой в кепочке.
Саня на Лену покосился: помянула чертей? Не они ли и явились?
— Да мы вообще-то, за национальную идею, — протянул.
— Ага, белорусы лучше всех, — брякнула на удивление девушка. И чуть сдвинулась
за спину Саши, чтобы не видно было умникам, как она пистолет достает.
— Да что вы? — ехидно пропел тот, что постарше, с непокрытой головой. — Вот
радость-то… Руки вверх! Оружие, сказал, на землю. Больше не повторяю, стреляю!
— А только попробуй, первый ляжешь, — прицелилась в него Лена и тут же
почувствовала, как в затылок что-то холодное уперлось.
— Не балуй, бабам оружие не игрушка, — процедил басок. Рука в грязном бинте
через ладонь, спокойно забрала пистолет девушки. — А теперь ты лейтенант. Леха,
прими арсенал.
Дрозд зубами скрипнул и без сопротивления отдал добытое оружие. Ствол Вальтера у
затылка девушки не оставлял возможности для маневра. Пока.
Вихрастый забирал оружие, «кепочка» вокруг оглядывался, а третий пистолет убрал.
Тут момент и настал. Саня только глянул на Лену: пригнись. И локтем въехал