— Адрес запомни, — сказал мужчина. — Москва…
— Не надо, — оборвала: тяжело. Призналась. — Не приду.
— Тогда на ВДНХ, каждую субботу, в шесть. Я ждать буду, попробуй не приди.
Лена улыбнулась:
— Забавный ты. Славный. Ладно, приду.
— После войны, — кивнул. И она кивнула:
— После войны. "И попробуй не приди", — передразнила. Тепло на душе и грустно.
Зима…
Вторая зима войны. Должна же она закончиться когда-нибудь? Вот пойдут советские
войска в атаку и погонят немцев до самого Берлина. Весной. Этой.
— В Берлине будешь, напиши на стене их самой высокой: "помни!"
Саня хмыкнул: понравилась мысль.
— Напишу. И ты.
— И я.
Ей было жаль, что с другими она попрощаться не сможет, это было бы слишком
прозрачно для предателя.
— Саша, командир уверен, что в отряде завелся стукач. Я бесспорно болтушка, что
говорю тебе, но ты остаешься, а я ухожу. Будь осторожен и попытайся вычислить
этого… можешь ударить его. От меня.
— Грозно-то как, — усмехнулся мужчина. Информацию Лены он на ус намотал — не
удивила. Нечто подобное он подозревал — уж слишком интересно ребята на засады
напарывались, операции срывались.
— Когда уходите?
— Через сутки.
— Значит, у нас есть еще целые сутки. Богатство, — хмыкнул невесело.
Удивительное существо — человек. Почти два года Дроздов знал Пчелу, и вроде
только понял ее и себя, а уже и расставаться, и на самое главное всего сутки
отмеряно.
— Я не говорил тебе, хотел позже, когда окрепнешь, — оперся затылком о ствол
дерева: гребанная война! Как же она остаточертела! — Выходит, нет у нас этого «позже».
Твоя сестра, Лена, погибла. Осенью, в ополчении, — не стал тянуть.
Девушка застыла, по коже мурашки прошли. Она не ожидала этой новости, не готова
была принять.
Надя? Наденька…
Как же так, как же?…
Лену качнуло, не поддержи ее Саша, упала бы, свалилась без сил на снег и умерла.
— Поплачь, если хочешь.
"А если не могу?"
Так и лежала на его коленях застывшая, застывшим взглядом глядя в гущу леса.
Холодно и пусто было.
Выходило, что у нее никого не осталось. Игорь, Надя, Коля… Всех забрала война.
Даже подругу, которая так и не поняла, что война началась. Даже любимого,
который так никогда и не узнает, что любим.
Она поняла, что такое быть сиротой и это было страшно.
Она действительно ощутила себя сиротой. Дядя, которого она видела один раз не в
счет как и отец, которого она вовсе видела лишь на фотографии.
Одна.
Как жить? Как смириться с жизнью, если самые дорогие тебе люди уже мертвы.
И одернула себя: у нее есть друзья, фактически братья: Сашка, Костя, Тагир, Ян,
Прохор, Петя, Сашок. Сколько их!
И зажмурилась: да выживут ли?…
— Пойду. К себе, — поднялась с трудом и поплелась в прострации к госпиталю.
Дрозд со скорбью смотрел ей вслед и думал: почему настолько страшная судьба
досталась настолько красивому во всех отношениях человеку?
А еще, говорят, Бог есть. Ложь! Если бы он был, ад бы не спустился на землю и не
бушевал, собирая дань из поломанных судеб и прерванных жизней. еще целые сутки.
Богатство, — операции срывались. шком прозрачно для
Лена не спала всю ночь. Не могла.
Душа плакала по погибшим, а в ночь смотрели совершенно сухие глаза.
Вышли ближе к рассвету. Тагир, Костя, Лена — Саша сопровождающим.
Шли не спеша, а девушке казалось, бегут — сердце выскакивало от напряжения.
У прогалины недалеко от дороги мужчины сняли сетку с машины, Звирулько подал
Лене одежду:
— Переодевайся. Документы в кармане.
— Знаю.
Кинула на сиденье главную драгоценность — битком набитый планшет. Переоделась,
пока мужчины курили, повернувшись к ней спинами.
Лену подивило шелковое белье, тонкие чулочки и изящные сапожки. Она уже забыла,
что такое есть в природе и позволила себе потратить пару минут, полюбоваться
доставшейся прелестью. Натянула с удовольствием, а вот дальше…
Женская форма пришлась в пору, но натягивать обмундирование эсэсовки было мало
противно — больно. Юбка чуть пережимала рану на животе и, пришлось передохнуть и
свыкнуться с болью, как и с мыслью, что в ближайшие дни она станет постоянной и
неистребимой. Китель плотно обхватил грудь и стянул раны на спине. Лене
показалось, она в футляр оделась. Вздохнула, выдохнула, унимая слабость и
головокружение, и решительно застегнула ремень, в котором и были зашиты особо
ценные документы.
Ремень еще сильнее потревожил раны, сжав их, но ничего, перетерпит. Пилотка,
перчатки, шинель. Лена застегнулась, посмотрела на себя в зеркало обзора машины
— нормально. Теперь еще один ремень и не умереть от их количества, от жары и
тесноты, и планшет через грудь — с ним она расстанется только за линией фронта.
Он лег ремнем через грудь, и девушка с трудом сдержала стон — чертова боль!
Постояла и сгребла свою одежду, сунула в вещмешок. К мужчинам подошла:
— Все.
Те обернулись и затоптались, странно посматривая на нее. Дрозд плечами повел,
выпрямляясь, вспомнил об офицерской осанке. Тагир подтолкнул открывшего рот
Константина к машине, а Лена подала сложенное Саше:
— Вот и все, — выдохнула. И так хотелось обнять на прощание, почувствовать что
жив, рядом, как был рядом все эти трудные, жуткие месяцы, поблагодарить,
поцеловать… помолиться за него.
— Только береги себя, ты обещал.
Он смотрел на нее не отрывая взгляда, и все силился запомнить.
Отвратно было видеть Пчелу в форме группенфюрер СС, но невозможно было не
признать, что она очень шла ей. Стройная женщина с серьезным лицом аристократки,
фарфоровой кожей, светлыми волосами, немного недостающими до плеч — все как
полагалось "истинной арийке". Шрамы гармонировали со строгим взглядом, в котором
не было ни грамма наивности, но жила жесткость и боль, и выдавала возраст много
старше, чем был на самом деле. Седые пряди разбавляли русые волосы, придавая
пикантность прическе. Не зная ее, встретишь и ни за что не догадаешься, что
партизанка, обычная советская девушка комсомолка семнадцати лет отроду.
Это и встревожило Сашу.
— Своим сразу объясни, кто ты, а то форму увидят и пристрелят без сантиментов.
— Если б еще знать наверняка, кто свои, кто не свои.
— Узнаешь.
Они помолчали, глядя друг на друга и, Лена подошла вплотную:
— Ты обещал, что выживешь, — напомнила глухо. Слезы душили, но не те, что
обычно просятся наружу, а те, которые никому никогда не увидеть. Так плачет душа
и она плакала. Второй день остановиться не могла.
Лена смотрела на Дрозда и не могла ничего сказать. Так бывает, в нужный момент