— Начинается! — взвизгнула она и тут же выскочила обратно, со всех ног припустив по коридору, ведущему к комнате инкубации. Дополнительно пояснять, что же именно начинается, в данном случае не требовалось. Осень и Прорва переглянулись, дружно встали и поспешили за Мелкой.
В тускло освещенном помещении теплели колпаки выводковых камер внутри которых, на первый взгляд, не произошло никаких изменений. Солнышко сидела возле отсека со своей будущей дочкой и сосредоточенно взирала на неподвижно лежащее яйцо. Когда остальные самки приблизились, то смогли различить несколько разрезов от жвал на скорлупе. Самого детеныша видно еще не было.
— Мы-то думали… — со знанием вопроса прокомментировала Прорва. — Да тут смело можно еще уйти часа на три и заниматься своими делами.
— Я уж лучше послежу, — уперлась Солнышко.
— Ну, давай последим, — согласилась старшая сестра.
Притащив из зала подушки, все расселись на полу и стали ждать, занимая себя кто чем. Греза, чтобы не скучать, взялась плести коврик, Прорва, не любящая рукоделия, неторопливо точила ножи, а Осень принялась наигрывать на струнах какую-то тихую мелодию. Солнышко так и продолжала медитировать на кладку.
Так оно всегда. Когда гарем начинает приносить ежегодно по несколько десятков детенышей, то их выход уже перестают отслеживать, и дежурство по инкубатору превращается в рутинную процедуру по корректировке параметров и периодическому сбору мальков. Никто уже не караулит кладки так тщательно, не сидит рядом полдня, завидев первый надрез на скорлупе, ведь, по сути, автоматика справляется сама. Если детеныш выбирается слишком долго, выводковая камера подаст сигнал, и ему помогут; если детеныш вылез, зазвучит оповещение, что его необходимо забрать; если яйцо залежалось, инкубатор выдаст рекомендацию по вскрытию скорлупы. Однако, с первыми мальками все совсем иначе. Ну, просто, потому, что они первые.
Через полчаса содержимое яйца булькнуло, и в одну из прорех высунулись короткие, но остренькие максиллы. Самки повскакивали с мест и прильнули к стеклу. Максиллы разошлись в стороны, и между ними появилось миниатюрное мальковое рыльце с трепещущей носовой складкой. Жидкое содержимое яйца запузырилось и потекло из разреза. Детеныш прижался с внутренней стороны, начав самостоятельно дышать.
Следующих действий пришлось ждать достаточно долго. Греза сплела полковра, Прорва наточила все острые предметы в доме и переключилась на чтение новостей, Осень устала музицировать и задремала. Наконец, восторженный возглас Солнышка вновь побудил самок обступить инкубационный отсек. Ротовые придатки собравшегося с силами малька зашевелились, раздирая скорлупу, и, наконец, сморщенная желтоватая мордочка высунулась наружу, а вслед за ней показались две лапки. Дальше вновь последовал длительный перерыв. Тогда Солнышко собралась было помочь, но Прорва остановила сестру: не стоило вмешиваться в естественный процесс, если он проходил без нарушений. Прождать пришлось еще минут сорок. Внезапно малек завозился и решительно полез вперед. Маленькие ручки оперлись о края скорлупы, утопив их в потоке слизи, и заметно напряглись, вытягивая из яйцевых оболочек не привыкшее к свободе тельце. Наружу стремительно вырвалась голова в обрамлении темно-коричневой слипшейся гривки, а следом показались плечи. Детеныш издал первую в жизни возмущенную трель и неуклюже плюхнулся носом в субстрат. Затем новорожденный подобрал под себя ручки и оттолкнулся, подтягивая заднюю часть. Скорлупа качнулась и опустела.
Солнышко оглянулась на Прорву, и, словно бы получив ее молчаливое дозволение, отключила термостат, откинула крышку отсека и неловко поймала малька в полотенце. Детеныш пискнул, но сопротивляться не стал, так как все его силы уже ушли на процесс выклева. Новоявленная матушка потрясенно замерла, прижав к себе пыхтящий сверток, и остальные самки сгрудились вокруг нее, радостно воркуя и пытаясь в этот сверток заглянуть.
— Дай-ка посмотреть, что за фокус вышел у нашего Фокусника, — на правах Главы гарема потребовала Прорва. Солнышко робко протянула детеныша старшей сестре, и та несколькими точными движениями стерла со светлой шкурки, покрытой редкими коричневатыми пятнышками, остатки влаги.
— Самочка? — обеспокоенно спросила мать малька. — Самочка же?
— Угу, — подтвердила Прорва, надавливая пальцем под слегка кровящим рубцом от желточного мешка и убеждаясь, что из клоаки ничего неожиданного не выставляется. — Девка. Здоровая зубастая девка, все, как ты хотела. Осталось ее помыть, а то липкая.
С этими словами, Глава гарема вернула дочку Солнышку, и самки всей гурьбой отправились купать новорожденную.
Дочь Солнышка уже успела встать на ножки и вкусить своей первой пищи, но сын Сумрака почему-то так и не спешил появляться на свет. Вот уже и праздник Белой Матушки, посвященный новому потомству, миновал, а малыш все еще сидел внутри своей скорлупки. Солнышко и Осень много времени провели в Храме, упрашивая светлую богиню не забирать детеныша, но, похоже, она оставалась глуха к их мольбам. На просвет в яйце не угадывалось движения, подходил срок, когда следовало разрезать оболочку и поглядеть, в чем же дело… Увы, иногда подобная манипуляция оканчивалась для детеныша фатально, если была сделана слишком рано. А проведенная слишком поздно она, зачастую, являла скорбящей матери уже всего лишь сморщенный трупик. В любом случае, у малька, не способного проклюнуться самостоятельно, шансов и далее было немного, так что вскрытие или не вскрытие яйца далеко не всегда играло решающую роль.
Солнышко промучилась несколько дней, прежде, чем все-таки осмелилась. Дабы поддержать ее, независимо от исхода операции, в инкубационное помещение вновь отправились всем составом гарема, и каково же было всеобщее изумление, на яйце был обнаружен свежий разрез. Взволнованная мать, глазам своим не веря, склонилась, дабы удостовериться в факте выклева — нет, не показалось! Тогда она решила на всякий случай расширить отверстие, как вдруг изнутри прямо сквозь него смачно чихнули. Солнышко успела надорвать скорлупу, но дальше Прорва ее остановила, строго сказав, что будущий воин должен из первой в жизни передряги выбраться без посторонней помощи, и Рыжая скрепя сердце вынуждена было согласиться.
Выбирался малыш долго. Ну, как, долго… Нормально выбирался, среднестатистических два с половиной часа. Сперва дышал сквозь прореху, то и дело начиная прогрызать себе выход, а затем, так же как сестренка, бросил все силы на решающий рывок. До того момента самки мучительно гадали, какого же цвета выйдет второй детеныш. Дочка Солнышка шкуркой явно пошла в мать, правда, была чуть светлее и глаза имела светло-розовые, но вероятность того, что и сын унаследует редкий окрас, казалась ничтожной. Однако детеныш, выйдя из яйца, превзошел все мыслимые ожидания: он был намного ярче сестры — да, что там, ярче матери!
— Н-да, — пробормотала озадаченная Прорва, вытирая желтого, как спелый кислоплод малька, щурящего оранжевые глаза. — Надеюсь, окажется, что у Фокусника в родне были такие… А то, чего доброго, усомнится еще, его ли это отпрыски…
— Ну, мы же все знаем, что его, — развела руками Солнышко. — Стало быть, были… Да, гляди, на моську-то — ну чистый Сумрак. У него точно такое же выражение, если разбудить слишком рано.
— Да, есть что-то… — согласилась Осень, забирая у сестры малыша. — И права ты была, когда ходила и вздыхала, что дети бы от такого самца загляденье были — они оба очень красивые. Особенно этот парень — просто слов нет. Не видела еще таких…
— А точно парень-то? — забеспокоилась уже дважды мамаша.
— Внешне похож, сейчас проверим, — отозвалась Осень и аккуратно надавила на низ пухлого брюшка, тут же явив радостным взорам присутствующих неоспоримое доказательство того, что у Сумрака наконец-то появился первый наследник.
Комментарий к Глава 9. Счастье в детях
Навеяло: «Adiemus» - любимый «Rain Dance»