Однако к прибытию самцов эта эйфория немного отступала, заставляя пробуждаться критическое мышление. Одновременно активизировались реакции иного порядка — уже не столь приятные. Самки вступали в половую охоту: разум переставал творить глупости, а тело начинало требовать физической любви. И в том случае, если инстинкты долго не получали реализации, самками завладевали апатия и агрессия. Особи мужского пола эту особенность отлично знали, а потому стремились прибыть пораньше, дабы застать дамочек в более-менее благосклонном настроении. Что до припозднившихся охотников, то они рисковали познать всю несдержанность и ярость, на какую были способны заждавшиеся внимания девы.
Именно таких удовольствий в минувшем году с избытком отхватил Сумрак, неизвестно из каких соображений явившийся на территорию самок лишь во второй половине брачного периода. И тем выгодней на фоне дочерей Свободы, в очередной раз разочарованных мужской половиной общества, выглядела Греза, впервые проснувшаяся для любви, когда все нормальные сроки для этого уже вышли. Впрочем, второго такого подарка сыну Грозы уже не предвиделось — в этот раз дочь Желанной почувствовала наступление Сезона в положенное время. С осени молодая самка подросла и набрала приличную массу, заслужив тем самым исключительное одобрение Главы гарема, кроме того, ее гормональный фон ожидаемо синхронизировался с новыми соседками, а близкое общение с детенышами довершило дело в эмоциональном плане. Короче говоря, все предпосылки к успешному размножению в этот раз присутствовали налицо. И в интересах самого Сумрака было к началу Сезона не опаздывать.
Наступление Сезона Любви Жрицы провозглашали на ежегодном праздновании дня весеннего равноденствия. Для женского сообщества это было одно из важнейших событий. В этот день к Храму со всех концов стекались нарядные прихожанки, принося богатые подношения богам и завороженно пялясь на устраиваемую служителями культа фантасмагорию, а вечером на площади начиналось безудержное веселье, длящееся вплоть до самого утра. С рассветом же набесившиеся вдоволь самки расходились по домам, принимали серьезный вид и, в зависимости от своего социального положения, готовились к встрече супругов, либо к выбору женихов.
В этом году праздник удался на славу. Греза давно так не развлекалась. Прежде мать держала ее при себе, не позволяя лезть в гущу событий под предлогом сохранения благопристойного вида. Прорва, в отличие от Желанной, милостиво разрешила делать все, что заблагорассудится, удалившись к другим представителям Совета для более цивильного времяпрепровождения. Осень, облаченная в яркое церемониальное одеяние, то и дело мелькала среди организаторов, и ей также было совершенно не до младших, так что Солнышко и Греза отправились на поиски приключений вдвоем, через некоторое время отыскав в толпе еще нескольких подружек. Всего, в итоге, набралось двенадцать самок возрастом от тридцати до восьмидесяти. Сперва они обменялись новостями и поговорили про наряды и украшения, скромно испробовав за беседой легкой настойки из ароматических трав — напоследок, так сказать, перед Сезоном. Затем, поучаствовали в каких-то массовых игрищах, правилами которых никто из присутствующих озаботиться не удосуживался. Далее догнались фруктовой бражкой (ну в самый распоследний раз), обсудили мужиков, пришли к выводу, что мужики — вообще зло, обнялись и пошли плясать.
Поначалу Греза чувствовала себя немного неуютно, все время непроизвольно выглядывая среди собравшихся мать, но ее опасения оказались напрасными, ибо высокоранговые Матриархи даже здесь держались особняком, а потом разгулявшаяся юная самочка и вовсе о строгой родительнице думать забыла.
Как расходились, помнилось уже слабо. К концу праздника относительно вменяемой из всего гарема Сумрака оказалась лишь Глава. Младшенькие держались на ногах — и на том спасибо, а Осень на фоне испытанного религиозного экстаза (не без применения загадочных испарений), вообще слабо осознавала, кто она, где она и кто все эти личности вокруг. К слову, не всем Жрицам настолько везло — многих просто некому было довести до дома, поэтому они так и оставались дрыхнуть прямо в Храме.
Поутру, недовольно ворча себе под нос, Прорва приволокла сестер под родную крышу и растащила по кроватям (счастливая Греза при этом проникновенно призналась главной самке в любви и ухитрилась обслюнявить ей лицо), затем успокоила истерящих мальков, проснувшихся и решивших, что их оставили на произвол судьбы, наскоро прополоскала их в теплой воде и выдала каждому по жирной гусенице величиной с ладонь. Детеныши радостно вцепились в калорийный завтрак всеми конечностями. Обезглавив извивающихся личинок, оба повалились на спину и принялись высасывать из гусениц вкусное содержимое, а Прорва решила остаться и последить, чтобы малыши не подрались, если кто-то из них закончит кушать раньше…
… В середине дня Солнышко дошла нетвердой походкой до детской, откуда подозрительно не доносилось ни звука. Внутри она обнаружила крепко спящую на полу старшую сестру, на обширном брюхе которой посапывали счастливые мальки.
— Ну когда он уже прилетит, наконец? — в нетерпении ерзала Греза. Шла третья неделя после равноденствия, а Сумрак все не появлялся. Друг за другом возвращались соседские самцы, и повсеместно уже начали вспыхивать традиционные поединки за внимание партнерш. Воздух в поселении постепенно напитывался мужскими феромонами, из гаремов уже начали доноситься первые трели токующих доминантов и страстное рычание сливающихся парочек. Однако сына Грозы не было до сих пор…
— Он обещал в этом году быть вовремя, — вторила подруге Солнышко.
— «Вовремя» — понятие относительное, — успокаивала всех Прорва. — Еще далеко не все самцы прилетели. Все зависит оттого, в каких угодьях они охотились и как долго им пришлось после Большой Охоты восстанавливаться…
— Вообще, да, — вздыхала Греза, — всякое может быть. Отец вот тоже вечно задерживается. Но у него в Совете много дел, ему в принципе вырваться нелегко. Он и во время Сезона часто вынужден бывает отлучаться на несколько дней…
— Надеюсь, этот дуралей там глупостей не натворил, — хмуро ворчала Осень.
— Не переживай, он у нас осмотрительный, — стараясь успокоить больше себя, нежели сестру, отвечала Солнышко.
— Интересно, а что он нам привезет? — мечтала Греза.
— Да сам хоть пусть вернется… — еще сильнее мрачнела Осень.
— Вернется, — утверждала Прорва.
В последнее время этот разговор практически неизменно повторялся изо дня в день. И, не смотря на уверенность, что Глава гарема стремилась вселить в остальных его обитательниц, тревога среди самок постепенно все больше нарастала…
Матриарх лениво поманила оробевшего малька пальцем, и Джет был вынужден покорно подойти, внутренне сжавшись от ужаса. Он уже понимал, что его ожидает. Старшие братья в прошлые годы говорили об этом… Но он никогда бы не мог подумать, что придет день, когда выбор Главы гарема падет на него.
«Тебе понравится», — говорили они: «Это несказанная удача!» Конечно, как же…
Все дело в том, что Джет до сих пор не чувствовал Сезона. У него несколько обострилось в последние недели обоняние, и живот периодически слегка потягивало, но этим и ограничивалось. Наставницы, терпеливо просвещавшие молодняк в лагере, не раз объясняли, что это нормально: кто-то раньше начинает демонстрировать половую активность, кто-то позже, бывает, что инстинкты вообще лет до двадцати пяти дремлют. Короче говоря, сам юнец на свой счет не переживал, однако за тем, как потихоньку начинает крыть некоторых сверстников, наблюдал с опаской. А положение, в которое он попал, заставляло теперь глядеть на них еще и с завистью… Ибо они были вполне готовы ответить самке взаимностью, а вот он мог лишь трястись перед ней от страха.